Книга Волчья звезда - Мария Галина

— Думала, я дам тебе умереть? — спросил Кожан. Свесившись с плота, он крепко держал меня своей длинной смуглой рукой. Потом резко подтянулся, и я оказалась на плоту. Под щекой у меня скрипели все те же мокрые бревна.

— Тело само хочет жить, верно? — спросил он усмехаясь. — Ты его топишь, а оно выныривает.

Он перевернул меня на живот и нажал на спину коленом. Меня тут же вырвало водой.

— Держи ее, — приказал он кому-то, и я почувствовала, как чья-то жесткая рука прижала мне голову к бревнам так, что я и повернуться не могла. Вода, проникая сквозь щели, время от времени плескала мне в лицо, но ее было слишком мало, чтобы утонуть в ней. Плот все так же бросало из стороны в сторону и закручивало, потом вдруг он начал как-то странно трястись, мелко, словно испуганное животное, и я услышала какой-то нарастающий звук, настолько чуждый, что я даже какое-то время не могла осознать, что я такое слышу, нечеловеческий режущий визг, прерываемый хриплыми, испуганными человеческими голосами; хотелось заткнуть уши руками, потому что он делался невыносимым, но руки у меня были связаны и потому я просто потеряла сознание.

…Не знаю, когда я очнулась, но фазу почувствовала, что плот уже не плыл, он застрял в каком-то наносе из плавника и полусгнившего камыша, и теперь мягко покачивался на мелких речных волнах. Вокруг было очень тихо. Я по-прежнему лежала на мокрых бревнах, но теперь лицом вверх и видела лишь вялые стебли и кусочек серого равнодушного неба. Потом я попробовала пошевелить руками и поняла, что они все еще связаны. И жутко болели — каждая мышца ныла, а грудь просто разрывалась от боли. Я вспомнила все и закашлялась.

— Пришла в себя? — спросил Улисс. — Не дергайся, сейчас я развяжу веревки.

Я и не собиралась дергаться, но попробовала приподнять голову, чтобы осмотреться. Кроме нас, на плоту никого не было. Я смутно увидела Улисса — темный силуэт на фоне светлого неба.

— Где… они?

Он коротко сказал:

— Утонули. Потом добавил:

— Я бы тебя и раньше развязал, но боялся, что ты не в себе и можешь опять прыгнуть в воду.

Он перерезал ремни ножом — это заняло довольно много времени, потому что они намокли и стянулись. Только теперь я поняла, что руки у меня уже ничего не чувствуют и какое-то время занималась тем, что молча растирала их, пока пальцы не закололо иголками. Я прекратила только, когда боль стала невыносимой. Все это время светящееся пятно висело совсем близко — даже небо из-за него казалось светлее, чем нужно. Это было неприятно — словно на моих глазах нарушался нормальный ход вещей.

На всякий случай я спросила:

— Утонули?

Он молча пожал плечами.

— Не может быть! Неужто мертвецы их потопили? Никогда я про такое не слышала.

Он сказал:

— Нет. Они тут ни при чем.

Говорил он неохотно и вроде как через силу. И что-то такое было в его лице, что мне не нравилось, я только никак не могла понять, что именно.

— Не сами же они в воду прыгнули! Что-то же случилось! Не хочешь же ты сказать, что ты их потопил?

Он помолчал, потом так же неохотно ответил:

— Понятия не имею.

Он стягивал свою странную одежду у ворота, словно ему было холодно. Я спросила:

— Что происходит, Улисс? Почему мы ничего не делаем? Может, вытащить плот повыше, чтобы его не унесло? Раз уж нам так повезло, что он нам достался.

Он уставился в пространство, потом сказал:

— Послушай… мне, вероятно, придется уйти. Ты уж как-нибудь сама…

Тут мне стало по-настоящему страшно.

— Да что случилось-то?

— Долго объяснять. Похоже… А ты попробуй все-таки найти кого-нибудь из наших. Может, есть еще какие-то шансы…

— Улисс, ты сошел с ума. Как я их найду? Откуда я знаю, где этот ваш лагерь?

— Я же показывал тебе, как ориентироваться по карте. Помнишь?

Тут я поняла, что он и вправду сошел с ума.

— А что, у нас есть карта?

Он надолго замолчал, потом недоуменно сказал:

— Нет.

Потом добавил:

— В часы был встроен компас, но их тоже нет. То ли я утопил их… то ли просто потерял… не помню.

— Тогда о чем мы вообще говорим? Может, ты еще и знаешь, куда нам идти, но я-то нет. И куда это ты собрался?

Он встал и перепрыгнул на островок — тот был всего ничего, но порос высокими, выше человеческого роста зарослями тростника. Я на всякий случай двинулась за ним — даже плот не вытащила.

— Долго объяснять, да и не хотелось бы…

— Но…

Неожиданно он повернулся, схватил меня за плечи и встряхнул.

— Нет, вот ты мне скажи! Почему, ну почему так получилось? Они же были другие! Совсем другие! Мы так старались… так хотели быть похожими на них… Уж если они дали нам жизнь — одним своим появлением, одним своим присутствием… Что с вами случилось? Почему вы позволили себе так… погубить все?

Я сказала:

— Перестань, мне больно.

Он тут же выпустил меня и сказал:

— Забавно… Выходит, это был призрак… иллюзия… Мы приняли за реальность иллюзию. И сами стали иллюзией. Что с ними потом произошло, там, под защитным куполом? Почему никто из них не уцелел, никто не рассказал нам…

Почему мы предпочли позабыть об этом? Потому как, что бы там ни произошло, мы-то остались… И жили, как они… как должны были жить они… вы… А теперь — что?

Он опустился на землю и охватил колени руками. Он сидел и трясся, лицо у него было пустое, совсем никакое лицо, и мне стало страшно.

— Улисс!

Он сказал:

— Уходи!

Было уже за полдень, все небо было обложено тяжелыми низкими тучами, из тех, что часто висят над большой водой — не проливаются дождем, но и не пропускают свет, но вокруг нас было светло, очень светло, и я увидела, что эта штука висит совсем низко над головой и медленно опускается на воду — на миг по реке пробежала рябь, точно от легкого ветра и тут же угасла, — ив светящемся тумане образуются какие-то каналы и дыры.

Улисс даже головы не поднял — он продолжал сидеть, уткнувшись лицом в колени, и полосы света пробегали по островку, по воде, и пустой плот на отмели качался и приплясывал.

Я схватила его за плечо:

— Смотри! Вот! Вот он, твой город! Ты же хотел попасть туда, так? Он сам сюда пришел! Пошли!

Он медленно поднял голову — в глазах у него плясали волны света, то разгораясь, то угасая, и оттого казалось, что их цвет все время меняется.

— Что это? — спросил он наконец.

— Откуда я знаю? Но ты же хотел туда, разве нет? Все время толковал, что, мол, вот она, последняя надежда!