Книга Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья [litres] - Сара Гриствуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шапюи отмечал, насколько сильно горевал Генрих накануне казни Кэтрин, выказывая «большее сожаление по поводу ее утраты, чем по поводу разводов, ошибок и утрат предыдущих жен». Возможно, как проницательно заметил посол, это было связано с тем, что у короля, как и в случае с Джейн, еще не было на очереди другой кандидатки. Но, возможно, король оплакивал смерть самой любви – или утрату своей роли преданного любовника.
Жестокость падения и казни Кэтрин еще раз продемонстрировала, к каким плачевным результатам может приводить романтическая любовь и что в эпоху, когда реальная власть почти всегда принадлежала мужчине, именно женщина должна была за это платить. И хотя это меркнет на фоне других преступлений Кэтрин Говард, она оказалась втянутой в еще одну драматическую и потенциально смертельную историю любви, в центре которой находилась Маргарита Дуглас.
Маргарита занимала видное место в свите Кэтрин и была одной из четырех фрейлин, сопровождавших ее в роковом путешествии на север. Пока Кэтрин без особого умения еще восседала на троне, Маргарита снова влюбилась. Она позволила себе романтическую привязанность к еще одному из клана Говардов: Чарльзу, брату малолетней королевы Кэтрин и племяннику того самого Томаса Говарда (он был ненамного младше дяди), с которым у Маргариты случился предыдущий роман.
Эта новость облетела двор в ноябре 1541 года, причудливо (или показательно) сопровождая предположения об изменах Кэтрин. 10 ноября, всего через три дня после того, как архиепископ Кранмер допрашивал королеву, Шапюи сообщил в письме Марии Венгерской, что Чарльзу Говарду «отказано появляться в королевских покоях», и на следующий день после того, как он был «изгнан со двора без объяснения причин», в дело вмешался французский посол.
Горькое разочарование короля в двух королевах, происходивших из династии Говардов, явно не способствовало прощению Чарльза, но реальная проблема вновь заключалась в том, что потенциальная претендентка на престол помышляла о несанкционированном браке. К счастью, эти помыслы не зашли слишком далеко. Чарльз бежал за границу, а Маргарите приказали отправиться в имение герцога Норфолка в Кеннингхолле вместе с подругой (и соавтором Маргариты по Девонширской рукописи), дочерью Норфолка Мэри. Это было мягкое наказание. Возможно, горе и разочарование Генриха в Кэтрин побудили его проявлять милосердие в случае не столь серьезных прегрешений.
Государственный секретарь поручил Кранмеру «заявить [Маргарите], как неосмотрительно она унизила себя перед Королевским Величеством, связавшись, во-первых, с лордом Томасом, а во-вторых, с лордом [!] Чарльзом Говардом; в связи с чем вам следует благоразумно обвинить ее в излишней легкомысленности и, наконец, посоветовать ей в третий раз проявлять осторожность».
В дальнейшем Маргарита еще несколько раз оказывалась в изгнании по решению властей, в том числе и по вопросу о несанкционированных браках. Но, в отличие от других женщин, оставивших след в истории куртуазной любви, ей каждый раз удавалось выйти сухой из воды. Уже следующим летом она вновь вернулась к королевскому двору при шестой королеве Генриха Екатерине Парр, причем ни больше ни меньше – фрейлиной, несшей шлейф невесты на церемонии венчания, которая без лишнего шума состоялась в часовне Хэмптон-Корта 12 июля 1543 года.
Предки Екатерины Парр, происходившей из известной семьи придворных, жили по обе стороны старого разделения земель на владения Йорков и Ланкастеров. Ее отцу Томасу Парру еще в 1516 году было поручено сопровождать Маргариту Тюдор, бежавшую из Шотландии на юг; ее мать Мод Грин была наследницей значительных земель на севере.
Еще важнее то, что Мод была одной из фрейлин Екатерины Арагонской: первая королева Генриха почти наверняка стала крестной матерью последней. В 1517 году, когда Екатерине Парр было пять лет, ее отец умер от чумы. Мод так и не вышла замуж повторно. Сохраняя близкую дружбу со своей госпожой-королевой, она заслужила репутацию наставницы молодежи по добродетели, эрудиции, знанию языков и куртуазных манер. Если первые две жены Генриха были умными и образованными женщинами, то последняя могла бы составить с ними трио.
Незадолго до того как Екатерина Парр привлекла внимание Генриха, ей исполнилось 30 лет, и она на тот момент уже дважды овдовела. В 17 лет она вышла замуж за знатного и обеспеченного сэра Эдварда Берга, но он умер после четырех лет бездетного брака. Через несколько месяцев она снова вышла замуж за Джона Невилла, лорда Латимера, вдовца с двумя детьми на 20 лет старше ее. Его обширная семья была одной из самых влиятельных на севере страны, но в жизни Джона наступили трудные времена.
Лорд Латимер был одним из главных действующих лиц католического «Паломничества благодати», но впоследствии покинул мятеж и вернулся на сторону короля, оставив Екатерину подавлять гнев повстанцев в замке Снейп, их поместье в Йоркшире. Сама Екатерина к тому времени, возможно, уже перешла из католической веры своих родителей и королевы-крестной в отъявленный протестантизм. В более позднем возрасте она ярко описала процесс обращения своего «упрямого, неумолимого и несговорчивого сердца», однако не указала, когда именно это произошло. Но именно ее протестантские связи, по всей видимости, сыграли важную роль в избавлении ее мужа от серьезного наказания после подавления восстания.
В марте 1543 года Латимер умер. Есть основания полагать, что два первых брака Екатерины были заключены скорее по велению рассудка, чем по любви. В третий раз ей должно было повезти? Впрочем, мужчиной, который пришелся ей по душе, оказался вовсе не стареющий король Генрих. Это был Томас Сеймур, удалой брат погибшей королевы Джейн. И хотя он был лишь четвертым сыном в семье, брак его сестры с королем и успешное рождение наследника обеспечили ему стремительное возвышение, а сам Генрих радостно восхвалял «способности» и «значительные заслуги» Томаса, а также его «похотливость и молодость».
Позже Екатерина напишет Сеймуру: «Я была полна решимости… обвенчаться с тобой прежде любого мужчины, которого я знаю». Но существовала сила, перед которой не устояла бы даже самая решительная женщина, и это была воля короля.
Интерес Генриха к Екатерине вовсе