Книга Мы — можем! - Евгений Александрович Морозов

не выдержали, крепление опор рассыпалось. Стрела упала в море. Но поскольку ее еще держали троса топенантов, она не отошла в сторону, а как гигантская рогатина стала бить в грудь «Витязя», разрывая наружную обшивку.

Матрос-сварщик Юра Трифонов обрезал стальные лопари гиней топенанта. Только после этого удары прекратились. «Витязь» без стрелы — главного рабочего органа плавкрана — благополучно дошлепал до Калининграда. Но его уже нельзя было назвать крановым судном.

Как положено в таких случаях, начались суровые разборки с участием прокуратуры.

Неведомым путем пропали документы, предписывающие выход плавкрана с поднятой стрелой. Посему к суду были привлечены начальник отряда Всеволод Георгиевич Смирнов и исполнительный молодой капитан Серега Блинчиков. Я полагаю, что главным виновником аварии был дядя Ваня, но доказать не могу.

Последствия этой истории коснулись и Шейха. Хотя он никоим образом не содействовал выходу плавкрана с поднятой стрелой, но поскольку  отвечал за безопасность мореплавания судов Балтийского морского пароходства, по советским обычаям его полагалось наказать. И Шейха сняли с должности зама, хотя и оставили в службе безопасности мореплавания. При этом в морских кругах его авторитет специалиста по безопасности мореплавания абсолютно не поколебался. Его привлекали к разработке различных нормативов и учебников по морскому делу, живучести судов. На его счету числится более 20 научных трудов, так или иначе связанных с безопасностью мореплавания. В 1982 году он стал одним из основателей Морского тренажерно-исследовательского центра в родном порту. Там он работал старшим капитан-наставником. Трудно переоценить роль этого центра в деле подготовки классных судоводителей.

Переход Наримана Тахаутдиновича в Морскую академию имени адмирала Макарова связан с одной историей, которую я ранее не слыхал. Когда я собрался писать эти воспоминания, мой друг Леонид Николаевич Белов, бывший начальник МСКЦ Санкт-Петербург, ныне ушедший на пенсию, чтобы разводить розы, как небезызвестный Шерлок Холмс, собрал мне в помощь все, что у него было о Шейхе. Среди этих материалов попалась короткая заметочка. К сожалению, при ней не оказалось даже имени автора. Будь герой моих воспоминаний жив сегодня, я бы обязательно расспросил бы его на эту тему. Утверждать и подтверждать не могу, но хочу часть этой справки привести полностью. Прошу прощения у автора, что не могу обозначить его имени, но вся история выглядит правдоподобно.

«…произошел пустячный аварийный случай в порту с иностранцем. А порт был под БМП. И вызвали Шейха на бюро обкома объясняться. Пришел Шейх, все объяснил, последствий почти никаких. Решили поставить на вид, ограничиться замечанием. А до этого продержали в предбаннике часов пять. Шейх, уходя, что-то буркнул — типа, занятого человека зря продержали.  И ГВ (Романов — первый секретарь Обкома КПСС) услышал. И тихим голосом сказал: вернитесь, товарищ Шайхутдинов. Есть еще одно предложение. Исключить Шайхутдинова за халатность из партии и снять с работы. И тут же бюро проголосовало единогласно.

С тех пор Шейх работает в Макаровке, долгое время на пустяковой должности, а как большевики ушли — профессором».

Многие ли сегодня помнят, кто такой был Григорий Васильевич Романов? А из тех, кто помнит, многие ли вспоминают его с пиететом? Боюсь, что нет. Естественным образом сгнила и развалилась партия, из которой Романов исключил товарища Шайхутдинова. А товарищ Шайхутдинов тихо, но неудержимо, делал дело, которому посвятил свою жизнь. Не переживал из-за исключения. И навсегда остался в памяти настоящих моряков образцом чести и твердости.

Как говорил Борис Шергин, Шейх был русскому мореплаванию родной сын, а не наемный работник.

Профессора академии имени адмирала Макарова Наримана Тахаутдиновича Шайхутдинова последний раз я видел на презентации спасательного катера — моего тезки.

Шелестела опавшим листом осень двенадцатого года. Хотя и с палочкой, но как прежде стройный, подтянутый и строгий, Шейх был воплощенным достоинством. Настоящий морской аристократ, наставник мореплавателей, скромный, но знающий себе и другим цену. А когда принял пару стопок коньячку, то он забыл и про палочку.

Мы осмотрели судно с профессиональной точки зрения, потом посидели в компании боевых спасателей в водолазном классе за дружеским столом, вспомнили старые победы и старых друзей. На этой встрече были также Михаил Никитич Заборщиков и Леонид Николаевич Белов.

Потом были звонки без ответа и грустное известие о том, что Шейха в нашем грешном мире уже нет. Памятником ему будет последняя его книга «Лоцманское дело».

А для меня остался, как дорогая память о нем, знак КДП, врученный Шейхом со словами:

«Я поздравляю капитана Морозова и желаю ему дальнейших успехов в трудном деле морского спасания».

Спасибо Вам за все, Нариман Тахаутдинович!

Шхуна «Профессор Рудовиц»

...а лунный блеск опять манил

уйти в моря на черной шхуне...

Алексей Лебедев

В полста шестом году, будучи студентом Гидромета,  я перешел с дневного отделения на заочное по специальности «океанология» и стал устраиваться матросом на экспедиционное судно. Однако были проблемы со зрением, и натуральным способом я не мог получить нужную справку о годности по состоянию здоровья  для работы в этой должности. Поиски обходных путей заняли немало времени, но, в конце концов, настойчивость победила. Правда, с небольшой помощью жульничества.

Меня взяли матросом первого класса на экспедиционную парусно-моторную шхуну «Профессор Рудовиц», принадлежащую Ленинградскому отделению Государственного океанографического института.

Сразу после войны финны в счет репараций построили нам около сотни трехмачтовых деревянных шхун и баркентин. Баркентины использовались в качестве учебных парусников, а шхуны — как грузовые и промысловые суда каботажного плавания. Но несколько шхун стали экспедиционными судами — начиная с головной «Академик Шокальский», и кончая знаменитой «Зарей». А бермудские шхуны Кодор», «Север», «Юг» и «Восток»  сделали учебными парусниками.

Впрочем, «Кодор» и «Заря»  в девичестве тоже были гафельными шхунами, но  впоследствии их перевооружили в бермудские. Причем «Заре» за бугром заказали фирменный рангоут из легкого сплава, взамен деревянного.

«Заря» и «Кодор» оказались самыми