Книга Умирая за идеи. Об опасной жизни философов - Костика Брадатан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же это может быть опасный путь. Умы, склонные постоянно ставить все под сомнение, подвергаются серьезному испытанию в процессе поиска неоспоримой замены. В самом деле, чаще, чем разрывом ткани бытия, философы занимаются надрывом самих себя. Поэтому восстановление мира после его разрушения может быть довольно сложным занятием. По большому счету, часто случается так, что ничего восстановить не получается. Какой-то симулякр решения может вспыхнуть на мгновение, но, как сказал бы Роберт Фрост, «все золотое зыбко». Часто, после того как философия завершает свою разрушительную работу, она довольствуется созерцанием мира, который должен продолжать лежать в руинах или даже в небытии.
Таким образом, философ может остаться наедине со своими фантазиями, оказавшись между «реальным» миром, которого больше не существует, и «идеальным», в который слишком трудно поверить. Порой более предприимчивые умы превращают ви́дение пустоты в самостоятельную философскую теорию, в соответствии с которой мир принципиально нереален, а человеческое существование является смутным и призрачным по своей природе. Данное направление философской мысли утверждает, что высшая форма существования возможна, но мы никогда не получим к ней доступа. Мы остаемся навсегда отрезанными от нее. Действительно, если какой-то бог и сотворил нас, поместив здесь, он сделал это, скорее всего, в насмешку, просто ради забавы. То, что мы не что иное, как игра Бога, представляет собой столь же древнюю идею, как и сама философия. Платон, например, много рассуждает об этом в своем произведении «Законы».
Вполне возможно, что философы, разделяющие подобное или близкое к нему ви́дение, в момент своей смерти вполне могут прийти к мысли, что их жизнь не была «реальной». Они начинают понимать, что умирают, даже не испытав жизни. В такие минуты, по иронии судьбы, бытие больше не проявляет себя как нечто неопределенное, а обретает поразительно ясную форму: фарс. И если эта мысль осеняет вас в то самое мгновение, когда вы собираетесь умереть из-за своего философствования, настигшее откровение являет дополнительную жестокость. Более того, когда вы понимаете, что, несмотря на все ваши смелые взгляды, вы на самом деле не убедили своих преследователей убить вас, а вас просто выбрали вместе с проститутками, ведьмами и нищими, подобное откровение может стать невыносимым. Если жизнь философов и бывает «опасной», то само по себе возникновение данного понимания именно в данный момент следует считать одной из величайших опасностей.
* * *
Осознав, таким образом, что все сводится к тому, чтобы сделать из вас посмешище, что вам остается? Ничего особенного, если только вы не решитесь смехом же и противостоять. Лучшее, что можно сделать, когда мир смеется над вами, — начать смеяться в ответ. За мгновение до смерти вы смеетесь над собой, над всей космической mise-en-scène и deus ludens, которые бросили вас в фарс существования.
И вот теперь философия, как никогда, становится вопросом перформанса. Смех философов над бытием в тот самый момент, когда они с ним прощаются, возможно является их самым значительным подвигом — прощальным философским маскарадом. И что есть этот смех, как не лучший способ представить ваше последнее философское прозрение, идею о том, что вы были сотворены в шутку, а вся ваша жизнь — космическое посмешище? Все ваше существование разворачивалось на открытой сцене, а вы узнали об этом только сейчас. Над вами смеялись, потешались, вас высмеивали, а вы и понятия не имели. Однако трюк заключался в том, чтобы не выказать никакого удивления и притвориться, что вы все это время всем подыгрывали. Трюк, чтобы обмануть обманщика. Ироничное существование в лучшем своем виде. Только так можно сохранить некоторое достоинство в комедии бытия, для игры в которой вас выбрали без вашего согласия.
Но это начало другой истории, которую я надеюсь рассказать в следующий раз.
Библиография
Abufarha N. The Making of a Human Bomb. An Ethnography of Palestinian Resistance. Durham, NC: Duke University Press, 2009.
Ackroyd P. The Life of Thomas More. New York: Anchor Books, 1999.
Ahrensdorf P. The Death of Socrates and the Live of Philosophy. An Interpretation of Plato’s Phaedo. Albany, NY: State University of New York Press, 1995.
Améry J. At the Mind’s Limits. Contemplations by a Survivor on Auschwitz and its Realities / Trans. by S. Rosenfeld and S. P. Rosenfeld. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1980.
Aquilecchia G. Giordano Bruno. Roma: Istituto della Enciclopedia Italiana, 1971.
Ariès Ph. Western Attitudes toward Death: From the Middle Ages to the Present / Trans. by P. M. Ranum. Baltimore, MD: The Johns Hopkins University Press, 1974.
Avemarie F. Martyrdom and Noble Death (The Context of Early Christianity). London: Routledge, 2002.
Bachelard G. The Psychoanalysis of Fire. Boston, MA: Beacon Press, 1964.
Bakewell S. How to Live, or, A Life of Montaigne in One Question and Twenty Attempts at an Answer. New York: Other Press, 2010.
Barton C. Honor and Sacredness in the Roman and Christian Worlds / Ed. by M. Cormack. Sacrificing the Self: Perspectives in Martyrdom and Religion. Oxford: Oxford University Press, 2002. P. 23–38.
Bassi S. (ed.). Immagini di Giordano Bruno 1600–1725. Napoli: Procaccini, 1996.
Bataille G. Erotism: Death & Sensuality / Trans. by M. Dalwood. San Francisco: City Lights Books, 1986.
Benn J. Burning for Buddha. Self-Immolation in Chinese Buddhism. Honolulu, HI: University of Hawaii Press, 2007.
Beretta G. Ipazia d’Alessandria. Roma: Editori Riuniti, 1993.
Bergman I. Björkman S., Manns T., Sima J., Austin P. B. Bergman on Bergman. Interviews with Ingmar Bergman. New York: Simon and Schuster, 1970.
Bergman I., Ruuth M., Allen W. Images: My Life in Film / Trans. by M. Ruuth. New York: Arcade Publishing, 1990.
Biggs M. Dying Without Killing: