Книга Старуха 3 - Квинтус Номен

выпускников десятилеток?

– У этих, конечно, знаний побольше, но все равно максимум, так это на полгода срок обучения сократить можно. То есть это в среднем, если дети особенно старательные попадутся, то и за два года из них терпимых специалистов сделать можно.

– Поговори со Старухой насчет того, как старательность у детишек пробудить. Уж если она сама расстаралась так, что в двенадцать в университет поступила, да так, что ее лично Зелинский к себе на курс зачислил, то в старании она точно разбирается.

– Она просто гений, а вот другие...

– На ее потоке университет каждый второй с красным дипломом закончил. Ни до, ни после нее такого не было. Если не считать выпускников ее кафедры: там вообще обычный диплом, без отличия, получить чуть ли не позором считается. К тому же заводы строиться будут не особо быстро, года два минимум уйдет – а кому времени хоть сколько-то специалистов, да подготовим. Уж лучше пусть у нас два завода вполсилы работать будут, чем один на полную мощность и с перегрузкой.

– А деньги...

– Средства изыщем... так Старуха любит говорить? Она еще чего-нибудь полезного и недорогого для народа придумает, мы продадим – и деньгами разживемся, – рассмеялся Сталин.

– Она книжки для детей пишет, – уточнил текущее положение дел Лаврентий Павлович. – И Сергею их читает... дает почитать, чтобы, как говорит, понять, нравится ли это нынешней молодежи.

– Ну да, откуда Старухе-то знать, что молодежи нравится. А что пишет? Или это только сыну твоему известно?

– Да фантастику какую-то, про полеты в космос, про будущее... про счастливое будущее, я бы хотел до такого дожить.

– Как Уэллс что ли? Или как Жюль Верн?

– Британца она таким словом обзывает, что уж лучше бы просто матом. Она говорит что он.... нет, не помню, там что-то из латыни... А Жюль Верн – ну, немножко похоже. Тоже много такого, что детишкам науку понять помогает, и приключения... интересные приключения. Да, она сказала, что еще Конан Дойль похожие книжки писал.

– Про Шерлока Холмса?

– Нет, про профессора Челленджера. Обещала Сережке книгу найти и дать почитать. А меня попросила попросить перевести эту книжку переводчицу Волжину из «Интернациональной литературы», потому что, сказала, прежние переводы отвратительны.

– Взяла бы и сама перевела, – улыбнулся Тихонов, – все равно дома сидит, а языки она, небось, получше всяких переводчиков знает.

– Ей некогда, – нарочито «сурово» ответил Иосиф Виссарионович, – она коляски изобретает и вешалки. К тому же может она почерка своего стесняется, а у этой Волжиной он скорее всего профессионально-каллиграфический.

– Про Волжину не скажу, а Старуха пишет очень разборчиво. И очень, очень быстро – хотя временами кажется, что училась писать она... да, в Харбинской гимназии: когда она именно очень быстро пишет, то у нее и «яти» проскакивают, и «еры» в конце слов... иногда. Редко очень, но все же заметно...

– Мы не будем обсуждать ее школьную... жизнь. А вот по поводу книг для детей... Кто будет заказывать перевод этого Конан Дойля Волжиной? И не пора ли нам того же Жюль Верна снова детям дать? В хороших переводах, Лаврентий, ты, как будешь мимо проходить, спроси ее, какие переводы француза она считает лучшими. Думаю, что сделать такой подарок советским детям к началу нового учебного года...

– Не успеем за неделю.

– Но к Новому-то году успеем? А насчет того, что она написала, ты же читал то, что она Серго давала? Думаешь, стоит и ее книгу напечатать?

– Она пока еще до середины не дописала. Но если допишет, то почему бы и нет? Не знаю, как другим детям, а мне было интересно...

– Ну, для Старухи ты точно деть. Ладно, Валентин, по заводам – двум новым моторным заводам – готовь постановление, на заседании совнаркома еще раз обсудим и, надеюсь, утвердим. А по коляскам тогда... НТК без Совнаркома справится?

Разговор на совещании закончился книгами по понятной всем причине: книг в СССР печаталось много, благо с бумагой для издательств все уже стало довольно неплохо – но вот с «финансовой» точки зрения картина выглядела неприглядно. Потому что люди в своей массе большую часть книг попросту игнорировали, и до трети тиражей (а по некоторым изданиям и гораздо больше половины) попросту прямо из магазинов отправлялись в макулатуру. И особенно плохо дело обстояло с книгами для детей. Никому в руководстве страны «напрасно выкинутых денег» было не жалко, то есть было жалко, но все же не очень – но лично Иосифа Виссарионовича сильно беспокоило отсутствие интереса к чтению у людей. Главным образом, у молодых – тех, кто должен будет продолжать дело строительства социализма. А какое тут строительство, если молодежь читать не хочет и не стремится... ну хоть куда-то не стремится.

И он, запросив статистику по КОГИЗ, был вынужден согласиться с когда-то произнесенными Верой словами, что «Максим Горький – это дешевый популист, паразитирующий на советской литературе». Насчет популиста все же некоторые сомнения у Сталина оставались, а вот то, что из двухмиллионного тиража его книг, выпущенных в прошлом году, торговля реализовала от силы триста тысяч, а почти миллион экземпляров из изданных в предыдущие пару лет уже отправила на переработку, подтверждало ее мнение насчет «паразита». Но вот что дать людям вместо этого?

После нескольких дней раздумий он поднял трубку телефона:

– Старуха, не отрываю от важных занятий? У меня вопрос буквально на пять минут. Мне сказали, что ты там книги пишешь...

– Не книги, а книгу. Точнее, книжку.

– Неважно. То есть ты у нас человек грамотный и про книги что-то знаешь...

– Знаю, что их в типографиях печатают.

– Как была ехидиной, так и осталась. У тебя случайно нет мыслей о том, как сделать, чтобы народ книги покупал? То есть не так: как сделать, чтобы издательства печатали книги, которые народ читать будет, которые людям интересны, за которые народ готов будет деньги платить?

– С деньгами проблемы?

– Тьфу на тебя. Не с деньгами, а с культурой, в данном случае с культурой чтения.

– Мысль есть, и даже две мысли.

– Если две, то это вообще замечательно. Ты их можешь мне в письменном виде прислать?

– И когда?

– Желательно вчера, но я готов и до завтра потерпеть.