Книга Изумрудная паутина - Ника Муратова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сама во всем виновата, твердил он себе все эти годы. Исподволь, капля за каплей, она терзала его болезненное самолюбие, пока не попалась под горячую руку. Он, конечно, тогда совершенно потерял контроль и самообладание, но что сделано, то сделано. Это было сильнее его. Требовался лишь повод.
И какой же надо было быть Полине дурой, чтобы родить дочь от этой мерзавки. Ее обман тогда совершенно выбил его из колеи. И хоть он старался довольно долго сохранять приличное лицо ради своего же имиджа, но в итоге он не выдержал. Ради того же имиджа постарался завести поскорее другую семью.
Он постарался вычеркнуть из своей жизни произошедшее, чтобы забыть, забыть навсегда. Но, видимо, не все так просто в жизни. Но ничего, Никите было не привыкать бороться с демонами в своей жизни. А демонами являлись все, кто мешал ему на его пути.
Из дневника Зои
Странный был у меня день. Интересно, как одна-единственная случайность может иметь такое значение. Я собралась переехать на квартиру к Стефану и перебирала свои вещи. Жить отдельно становилось опасно. Из-за Павлуши. Этот мерзавец реально испугал меня. Я не думаю, что он в состоянии навредить Павлику, но все равно в душе вновь поселился страх. Я поговорила с юристом, она сказал, что шансы посадить его ничтожны, так как нет свидетелей. Но я решила не сдаваться. Я все равно задумала уничтожить его, пусть не через суд, так другими путями. Пока же для большей безопасности я решила перевезти ребенка в хорошо охраняемый дом Стефана. Кто бы знал, что это событие повлечет за собой другое, такое неожиданно и важное.
В этот день мерзостные события прошлого вновь захлестнули меня с головой. Перебирая вещи, я нашла свой старенький диктофон, которым пользовалась в те времена, когда учила английский у Полины дома, и там лежала кассета. Та самая, которая была в диктофоне в тот страшный день, ведь с тех пор я диктофон не трогала. Не знаю, что меня остановило от того, чтобы просто выбросить ее в мусорное ведро, но я почему-то решила прослушать, что на ней записано. Услышала свой голос, каким он был почти пять лет назад. И еще — на ней оказалась записана вся моя трагедия, весь кошмар и ужас сотворенного этой сволочью. Я тогда НЕ ВЫКЛЮЧИЛА диктофон.
Я не могла поверить в такое совпадение. У меня на руках теперь находилось то, чего мне не хватало — неопровержимое доказательство его преступления! Страшным был тот день. День, перевернувший всю мою жизнь. Я столько времени молчала, держала в себе эту боль, запихнув ее поглубже, заткнув все дыры, чтобы ни одно малейшее воспоминание не нарушило моих воспоминаний, утихомирить которые стоило мне огромных трудов. Но так не может продолжаться до бесконечности. Чтобы победить монстров внутри нас, мы вынуждены столкнуться с ними лицом к лицу, признать их, проанализировать их. Я ДОЛЖНА написать о том, что произошло со мной, мне надо высказаться хотя бы на бумаге — выплеснуть застоявшийся гной, пока он не прорвался сам.
В тот день он меня изнасиловал. Собственно, поначалу он хотел меня, видимо, просто избить, но не справился со своей яростью. Я до сих не понимаю, почему он это сделал. Он никогда не нравился мне, он всегда относился ко мне с видимой неприязнью, но никогда, никогда я не допускала мысль, что он настолько ненавидит меня. Никогда он не давал повода заподозрить, что за дьявол сидит в нем. Многие изменяют своим женам и гадят сотрудникам на работе, но ведь это не означает, что они способны на подобную низость. Если бы я хоть на секунду могла допустить мысль, что он способен на такое, я бы ни за что не осталась с ним в доме без Полины. И все-таки он сделал это… Мне страшно даже выводить это слово на бумаге. Я помню каждую деталь — как он зашел в мою комнату, прервав мои занятия, и стал, как всегда, оскорблять меня, намекать на какой-то шантаж с моей стороны, как потом… Мне не хочется описывать, как это было противно, больно и как это вообще все ужасно и грязно, это просто произошло и все. Я сопротивлялась, я даже умудрилась полоснуть его ножом по руке. Откуда взялся нож — черт его знает. Наверное, чистила яблоко, да так и забыла на столе. Жалко, что не убила. Было много крови, которая довела его до яростного, животного исступления, были мои крики, которые никто не услышал. Потом были угрозы с его стороны, что если я скажу кому-нибудь, он меня найдет и убьет, и не только меня, но и моих родных. Я ему поверила. Тогда я верила больше таким мерзавцам, чем милиции, которая, по моему мнению, за деньги могла закрыть глаза на все, что угодно. То, что Никита с его деньгами из меня же и виноватую сделает, если я заявлю, казалось для меня совершенно очевидным. Он дал мне время до вечера на то, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть. Исчезнуть навсегда из его поля зрения.
Когда он ушел, моей первой мыслью было то, что, исчезнув вот так, я предам Полину. Но я не хотела разрушать их брак своей историей, ведь она вскоре должна была родить ребенка. И я решила все же исчезнуть из ее жизни. Я не могла больше видеть эту надругавшуюся надо мной сволочь, и я не была в силах что-либо изменить в жизни Полины.
Потом я подумала о том, что надо сходить к врачу. Было невыносимо больно и нужен был совет, что делать в такой ситуации. Единственный врач, которого я знала из этой области, была та врач из клиники, где Полина забеременела. Я нашла ее телефон в записной книжке и позвонила. Трубку взяла не сама врач а медсестра, видимо, новенькая. Я назвалась Полиным именем и сказала, что мне необходимо срочно придти на прием. Медсестра порылась в бумажках и сказала, что врача пока нет, а потом…Я до сих пор помню дословно наш разговор. Она спросила меня, что делать с замороженными эмбрионами. Я ничего не поняла и переспросила, о каких эмбрионах идет речь.
— Ну, те, которые зачаты от вашей знакомой, ведь вам подсадили одного, а два тогда заморозили, , так они уже не нужны или держать пока? — сказала она совершенно равнодушным тоном, словно речь шла о вырванном зубе.
— От Зои Солодцевой? — спросила я сдавленно, хотя уже знала, что это именно так и есть. Даже помню, как зубы стучали, словно от пронизывающего холода.
— Сейчас проверю фамилию… Ну да, а других у нас и нет в вашем файле.
Я швырнула трубку. Я не нашлась, что ответить. Меня трясло. Почему именно на меня должно сваливаться все самое плохое? Что такого я сделала в жизни, чтобы заслужить к себе такое отношение? Полина ничего мне не сказала про то, что там еще остались эмбрионы. Не просто эмбрионы, а мои эмбрионы, за которых кто-нибудь другой решал, жить им или нет! Как она могла оставить их там, не сказав мне? Ведь я имела полное право знать об этом. Неужели я значила в этой жизни не более, чем пустое место, мусор, с которым никто не считается? В тот момент я поняла, что Полине плевать на меня и так было всегда. Меня больше ничего не связывало с этим домом. Но мне нужно было все-таки сходить к врачу на проверку, а потом уже убраться из этого дома навсегда.
Я поехала в ту клинику и нашла Людмилу Алексеевну. Она меня сразу же узнала — в этом можно было не сомневаться по тому, как она побледнела при виде меня. Я завела ее в кабинет и приперла к стенке тем, что все знаю об эмбрионах. Она не поняла, что я имела в виду, и начала оправдываться, что Полина поставила ее в безвыходное положение, что боялась, что я буду качать права по поводу ее ребенка и все в этом духе. Так как я в шоке молчала, она так и не поняла, что только что она мне выложила всю ту правду, о которой я даже и не подозревала к тому моменту. О том, что Полинин ребенок был все же от меня. О том, что она меня просто обманула, предала, использовала, как бездушную глупышку. О том, что она носит МОЕГО ребенка и скрыла это. Ну что же, раз так, то и я буду играть по их правилам, решила я в тот момент. Как вы ко мне — так и я к вам. Я сделала вид, что не придаю этому значения и просто попросила ее обследовать меня. После осмотра я приехала за сумкой, складывая по кусочкам в голове всю картину, представляя себе, как когда-нибудь я буду в состоянии постоять за себя. Когда-нибудь.