Книга Пленница Палача - Кира Лафф

- Ты же её не в своём хозяйстве использовать собрался? – обеспокоенно спрашивает Дин. – Она хоть и маленькая, но охуенно мощная.

- Не, брат, не волнуйся, - поспешно заверяю его я. – Это так, для одного дела.

Динар кладёт мне на плечо руку.

- Слушай, Дам, - он говорит очень серьёзно. – Если у тебя какие-то проблемы, то ты дай знать. Разберёмся. Ты мне никогда особенно ничего не рассказывал о своих делах… да я и не любопытствовал, но…

- Всё нормально, мужик, - как могу беззаботно хлопаю его по плечу. – Если нужна будет помощь, я к тебе первому приду. У меня пока всё ништяк. Видишь, - я показываю рукой на беснующихся ребят.

- О, да, - кажется, Дин немного расслабляется. – К тебе теперь и на сраной козе не подъедешь? Как обращаться-то теперь нужно? «Ваше величество»? – друг отвешивает клоунский поклон.

- Не, пока ещё рано, - усмехаюсь я. – Завтра будет собрание. Приедут все верхи…

- Коронация? – усмехается Дин.

- Типа того, - я смотрю вперёд, поверх его головы.

Странная тяжесть сковывает сердце. Я пытаюсь побороть её и больше ни о чём не думать, но почему-то это даётся мне с трудом. Ещё недавно отключить чувства было так просто… Но сейчас - нет.

- Ладно, брат, - я снова протягиваю ему руку. – Увидимся ещё.

Дин пожимает ладонь и улыбается, а потом лёгкой походкой направляется к своему джипу.

- Береги своих, - кричу я ему в след.

- Хорошо! – обещает он. – А ты приезжай к нам. Девчонку какую-нибудь возьми и приезжай. Повеселимся.

- Ага, - киваю я, глядя, как машина выезжает за ворота.

Чёрт. Это было сложнее, чем я думал.

Кладу увесистый свёрток в карман и направляюсь к дому.

Не хочу больше никого видеть.

Знаю, что не усну сегодня и намереваюсь провести эту ночь в одиночестве… однако, как только я вхожу в дом, ноги сами несут меня вверх и направо.

Не в кабинет и не в спальню. А совсем в противоположном направлении.

Останавливаюсь около очередной двери. Прислушиваюсь.

После безудержного уличного веселья, тишина коридора давит на уши.

Вязкая и густая, она заставляет сердце биться чаще.

Сейчас половина третьего ночи.

Она спит.

А я всегда прихожу сюда в это время.

Бесшумно открываю дверь. Снова прислушиваюсь и только потом вхожу.

Лира лежит на смятых простынях.

Глаза закрыты. Она спит.

Я стою над ней и не могу отвести взгляд.

Полупрозрачная кожа её век подрагивает во сне. Лицо кажется спокойным и безмятежным.

Мне хочется дотронуться до неё. Пробежаться пальцами по спутанным волосам. Приникнуть губами к её полуоткрытому рту. Снова почувствовать её близость.

Маленькая и беззащитная, она похожа на Белоснежку, что откусила отравленное яблоко и забылась колдовским сном.

Каждую ночь последние семь дней я не сплю и прихожу сюда. Когда она ушла из моей спальни, у меня, будто у смертельно больного, вдруг отняли такое необходимое лекарство. И теперь я почти не сплю.

Бессонница и кошмары преследуют меня уже давно, и я не верил, что на свете есть средство, способное избавить меня от них. Но в ту первую ночь, когда Лира осталась в моей спальне, я с удивлением обнаружил, что рядом с ней мои тревоги странным образом отступают. Удивительное чувство.

Я продолжаю стоять над ней, боясь дышать. Мне страшно, что она проснётся и увидит меня тут. Посмотрит мне в глаза и снова воспользуется своими колдовскими чарами.

Мне страшно, что, увидев её глаза ещё хоть раз, я не смогу сделать то, что должен.

Она единственная разглядела во мне не только Палача, но и того, другого человека, который когда-то давно погиб. Погиб на войне.

И теперь мне ужасно страшно, что тот, другой во мне всё ещё жив. И что он может победить.

Дамир

Я достаю сигару и сажусь в кресло у себя в кабинете... Поджигаю ароматный табак. Она настоящая, южноамериканская. Хранил для особого случая. И вот, наконец, он настал.

Сизые клубы дыма, подобно утреннему туману над горным озером, лишают меня остроты зрения.

Алое зарево рассвета настойчиво пробивается сквозь пелену. Осталось немного.

Тот человек внутри меня, которым я стал по роковой воле судьбы, не боится. Он вообще почти ничего не чувствует.

Когда же я стал таким?

Амир... внутри ничего не ёкает от звука этого имени. Я помню того мальчика. Он жил когда-то на этом свете. Полный глупых, идеалистических представлений о жизни. Но как это случается со всеми слишком гордыми и незрелыми, он не смог выжить на войне. Умер в плену. Сдался под натиском изощрённых пыток всего через пару месяцев.

Тогда ли родился тот, другой?

Нет. Думаю, его зародыш был посажен в это тело немного раньше.

Когда я проходил подготовку в спецназ.

Тренировки в нечеловеческих условиях. Кроссы по пятьдесят километров в день в полном обмундировании и с грузом в шестьдесят килограмм на плечах.

Четыре часа на сон.

Постоянная борьба с собой. Существование на пределе возможностей. Всё было призвано сломать волю бойца. Сделать ад обыденностью и максимально подготовить его к ужасам войны.

В ходе боевой тренировки из нас, будущих командиров, пытались вытравить все человеческие качества. Жалость, слабость, способность к состраданию, трусость и страх… Но, несмотря на эту закалку, то, чему я стал свидетелем позже, оказалось невыносимо пережить, оставаясь в своём уме. И тогда впервые я начал абстрагироваться. Построил стену между своим "я" и той новой личностью, что обязана была без доли сомнения, в случае необходимости, убить мирного жителя, который случайно обнаружил наш отряд в стане противника.

Звучит бесчеловечно?

Да, так и есть.

Но на войне иные законы - убей или будь раскрыт.