Книга Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

убеждение чувства, а не разума, оно приводит к курьезнейшим противоречиям и грубым ошибкам. Если возьмем комментарии Ленина к сочинениям Гегеля (история философии, наука логики), то там увидим ряд высказываний, где Ленин чрезвычайно высоко ставит Гегеля и считает, что Гегель необходим для понимания «Капитала» К. Маркса, пишет, что «умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм» и т. д. Но там, где в высказываниях Гегеля встречается защита религии, то тут срываются такие фразы: «бога жалко, сволочь идеалистическая!» или – что всех философов-идеалистов, защищающих поповщину, надо в мусорную яму. Как же так: Гегель необходим для правильного понимания К. Маркса, для усвоения диалектического метода и его же надо в мусорную яму? Но первые фразы продиктованы разумом, а фразы о «философской идеалистической сволочи» – чувством, основанным на привычных для русской интеллигенции материалистических постулатах.

Этим же объясняется и та своеобразная позиция, которую заняли наши ортодоксы в период пресловутой сессии ВАСХНИЛ 1948 года, когда вся генетика вместе с Вейсманом, Менделем, Морганом[111] была объявлена идеалистической, и, напротив, высказывания Лысенко, зачастую носящие откровенно виталистический и идеалистический характер, были объявлены материализмом. Почему надо было объявить современных генетиков, которые в подавляющем большинстве являются дарвинистами (защищающими ведущую роль естественного отбора), склонных переносить законы биологической борьбы за существование в социологию и рассматривать социальную стратификацию общества как отражающую генетические различия (что делает, например, Р. Фишер) в значительной части поддерживающих мальтузианство и в известной мере примыкающих к расистам, вплоть до фашизма и нацизма, идеалистами? Почему не объявить их (что было бы гораздо разумнее) вульгарными материалистами, а по отношению к вульгарным материалистам Энгельс и Маркс не особенно вежливы? Потому, что тогда пропадет пресловутая схема двух лагерей: с одной стороны прогрессисты, материалисты, коммунисты, атеисты, с другой – ретрограды или консерваторы, идеалисты, буржуазные приказчики капитализма, сторонники поповщины. «Вульгарные материалисты» – это в прошлом.

Поэтому стали подыскивать высказывания генетиков, носивших такой характер, что их можно было хотя бы для невежд показать идеалистами. Придрались к взгляду Вейсмана о потенциальном бессмертии зародышевых клеток, увидев в этом сходство с учением о бессмертии человеческой души. Но у Вейсмана говорится о потенциальном бессмертии клеток, душа же, по религиозным представлениям, имеет сакральное бессмертие, а, кроме того, своим утверждением о потенциальном бессмертии зародышевых клеток Вейсман отрицает учение о естественной смерти всех видов, каковое учение носит несомненно виталистический характер. Нашли у известного физика Шредингера в книжке, посвященной биологии, религиозные высказывания (но их не разделяет огромное большинство генетиков) и, так как Шредингер поддерживает генетиков-менделистов, то всех генетиков объявили склонными к поповщине, а весь менделизм – идеализмом.

Ho и Дарвина нельзя выкинуть: его учение – одна из основ материализма и атеизма. Тогда, оставив икону Дарвина в современном материалистическом киоте, совершенно исказили его учение об естественном отборе (истинная поддержка материализма и атеизма) и выдвинули за самое важное в дарвинизме то, от чего Дарвин сам с удовольствием бы отказался, если бы не был должен считаться с известными ему фактами и тем толкованием, которое тогда давали фактам. Эту несусветную мешанину стали называть творческим дарвинизмом, хотя творчество там было самое несуразное, а от истинного дарвинизма практически ничего не осталось.

Гораздо последовательнее в философском смысле повел защиту Лысенко известный писатель Бернард Шоу. Он считает себя социалистом, противником капиталистического или, как часто называют, буржуазного строя. И считает защиту капитализма, связанной с материалистическим мировоззрением, а истинный социализм, связанным с идеализмом. По-моему, в обоих случаях он совершенно прав… Верно, по-моему, также и его утверждение, что учение об естественном отборе органически связано с внутривидовой конкуренцией, материализмом и потому органически противно социализму. И тут Б. Шоу, по-моему, прав.

Но дальше получается весьма спорный вывод, что, значит, противное дарвинизму учение, ламаркизм, которое в примитивнейшей форме поддерживает Лысенко, благоприятно социализму и его нужно поддерживать, а противников его преследовать. Когда ему говорят, что это противоречит принципу свободы печати и научных исследований, он отвечает: свобода имеет ограничения. Если какой-нибудь ученый вздумал бы исследовать сопротивление организма высоким температурам и с целью выяснения этого вопроса стал бы кипятить свою бабушку, какой ответ мы могли бы дать? – «каторга». А так как, по известному выражению, при буржуазном строе пролетариат «варится в капиталистическом котле» то, выходит, всех противников Лысенко, вольно или невольно поддерживающих капиталистический строй, было бы чудесно подвергнуть взысканиям и уж во всяком случае отстранить от руководства научной работой и преподавания.

Лысенковцы не воспользовались остроумной защитой Б. Шоу, так как она компрометировала святое святых марксизма – верность материализму, но, если справедливо утверждение Шоу, что дарвинизм конгениален расизму и капитализму, а и то и другое отжившие и вредные направления, то почему неправильны выводы сессии ВАСХНИЛ? Во-первых, потому, что то, якобы механическое понимание ламаркизма еще в большей степени льет воду на мельницу расизма (привыкающие к механическому труду эксплуатируемые классы с течением времени без всякого отбора теряют способность к умственному труду и создают касту «прирожденных рабов»), чем учение об естественном отборе, и конгениальными социализму можно считать лишь теории автогенетического и номогенетического характера. Во-вторых, в силу медленности биологической эволюции перенесение законов биологической эволюции в социологию противопоказано. В-третьих, потому, что несмотря на чрезмерную претенциозность селектогенеза на ведущую роль естественного отбора, этот фактор несомненно имеет ограниченное значение. Злоупотребление тем или иным фактором не лишает этот фактор прав на существование и на исследование. Это в особенности касается вопроса о применении эксперимента к человеку.

Разумеется, кипячение бабушки должно преследоваться в уголовном порядке, но и сейчас человека подвергают очень сложным операциям, горячим душам или чрезмерному охлаждению и все эти эксперименты вызывают справедливое восхищение, а не осуждение. У Б. Шоу же мы можем найти примеры, где его светлый ум был омрачен убеждениями чувства. Как известно, в детстве оспопрививание у него вызвало настоящую оспу (такие случаи, говорят, изредка бывают, в особенности в годы младенчества). Поэтому до самой смерти Б. Шоу выступал энергично против обязательного оспопрививания, апеллируя при этом к священному праву человека свободно выбирать, хочет ли он или не хочет подвергаться той или иной операции. Из благородного чувства сострадания к животным у Б. Шоу родился протест против всякой вивисекции, даже в самой разумной и необходимой для науки степени. Опять пример того, как убеждения чувства вызывают помрачение даже блестящего разума.

Постараемся теперь сопоставить значение экономических, генетических и идеологических факторов, стараясь освободиться от влияния убеждений чувств.

15. Сопоставление экономических, генетических и идеологических факторов

Старые социологические теории выдвигали и считали необходимым и достаточным какой-либо один из трех