Книга Неизвестный Бондарчук. Планета гения - Ольга Александровна Палатникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя при воспоминании об одном разговоре у меня каждый раз щемит сердце. Я об этом признании Сергея Фёдоровича в своей книге написать постеснялся, но всё ж, думаю, надо обнародовать. Сказал он мне это, когда мы в очередной раз пересеклись в Железноводске, на целебных водах нашего дорогого Северного Кавказа.
– Знаешь – задушевно сказал Бондарчук, – ведь я ошибся: рядового Некрасова в «Они сражались за Родину» должен был сыграть ты, а не Юра Никулин.
Я внутренне вздрогнул, но допытываться, почему не Юра, а я, не стал. Только в ответ преподнёс байку. До войны во МХАТе шёл знаменитый спектакль «Братья Карамазовы». Дмитрия потрясающе играл Леонид Миронович Леонидов, вообще лучше него в XX веке ни в театре, ни в кино этого героя Достоевского не сыграл никто! Но в это же время во МХАТе блистал Василий Иванович Качалов. И вот после очередного представления «Карамазовых» подходят к Леонидову радостные Станиславский и Немирович и с упоением: «Вы – великий трагик русской сцены! Вы – поистине второй Мочалов!» А Леонидов в ответ: «Слышать приятно, что я как Мочалов, а роли-то все играет Качалов!» Бондарчук на эту историю грустно усмехнулся, посмотрел на меня как-то виновато. А может, мне так показалось, потому что в голове звенело: какой необычной, какой захватывающей для меня ролью мог бы стать этот шолоховский немолодой крестьянин, боец Красной Армии Некрасов…
…В 2000-м году я участвовал в торжественном концерте, посвящённом 55-летию Великой Победы. На сцене Кремлёвского дворца спел трагическую вещь Матвея Блантера и Михаила Исаковского «Враги сожгли родную хату». Впервые в жизни пел в сопровождении оркестра, Президентского оркестра. Коленки дрожали, как в 43-м, на экзамене перед моими театральными кумирами. После концерта Патриарх Алексий II сказал мне: «Вы согрели наши души». Поблагодарил я Его Преосвященство, поклонился ему вслед и подумал: конечно, приятно, что Патриарху понравилось, но как бы мне хотелось услышать впечатление Серёжи Бондарчука! Ведь когда я напевал простые и святые строки: «Он пил – солдат, слуга народа – и с болью в сердце говорил: „Я шёл к тебе четыре года, я три державы покорил…“» – я вспоминал его, потому что это написано и о нём, Бондарчуке Сергее Фёдоровиче. Солдате Великой Отечественной. Слуге народа, в самом высоком значении этих слов. Только покорил он не три державы. Верю – своим искусством он покорил весь просвещённый мир.
Зинаида Кириенко,
народная артистка России
Около 40 ролей в кино, среди них – в фильмах: «Надежда», «Тихий Дон», «Поэма о море», «Судьба человека», «Сорока-воровка», «Вдали от Родины», «Казаки», «Зачарованная Десна», «Любовь земная», «Судьба», «Они были актёрами», «Господин Великий Новгород», «Письма к Эльзе».
Мы пели на два голоса
Весной 1958 года под водительством Сергея Аполлинариевича Герасимова мы привезли в Вёшенскую только что смонтированную, ещё нигде не показанную третью серию «Тихого Дона». Конечно, для станичников это было событие великое, ведь первые две серии они уже видели и приняли нас в образах. Забылось то отчуждение, что было поначалу, когда мы впервые к ним явились снимать «Тихий Дон». Наоборот – полное приятие, ведь многие из них участвовали в съёмках, привнесли свою правду неповторимую в фильм и считали его по-настоящему своим. В большой клуб набилось столько народу – не то что яблоку – иголке негде упасть. Посмотрели они третью серию, и такое тут началось! Рыдания, признания… Михаил Александрович тоже разволновался. Я думаю, что он нечасто баловал земляков своими речами, а тут очень тепло и много говорил: сначала о проблемах вёшенских и вёшенцев, потом перенёс внимание на нас. Сказал, что благодарен сердечно за такую экранизацию романа, а уж в мой адрес столько комплиментов отпустил, мол, я такая же настоящая казачка, как та, что жила на окраине станицы, с которой якобы списана Наталья.
На сцену вместе с нами, «тиходонцами», вышел Сергей Фёдорович Бондарчук. Его тоже встречали рукоплесканиями, потому что уже знали и любили за Тараса Шевченко. Конечно, в Вёшенскую он не ради нашей премьеры приехал, так совпало по времени. Бондарчук и оператор Монахов были тогда у Шолохова по поводу их будущего фильма «Судьба человека». Вдвоем бродили по округе – места высматривали, где для первых кадров фильма пойму снимать да яблоньки, ещё не зацветшие; весенним донским воздухом дышали, когда, как написано в рассказе, «…с дальних прихопёрских степей, тонувших в сиреневой дымке тумана, лёгкий ветерок нёс извечно юный, еле уловимый аромат недавно освободившейся из-под снега земли»…
Три дня прожила наша кинематографическая делегация в хлебосольном шолоховском доме. Три дня замечательного общения, речных прогулок на катере с осмотрами красот Дона, незабываемых застолий. И вот в один из этих чудесных вечеров зашёл разговор о том, кто же будет в «Судьбе человека» героиню играть. Такие диалоги при мне велись. Сергей Фёдорович говорил, что уже сделал кинопробу с одной актрисой, но не совсем её внешность соответствует описанию в рассказе: «Со стороны глядеть – не так уж она была из себя видная, но ведь я-то не со стороны на неё глядел, а в упор». Та же актриса ни «со стороны», ни «в упор» женской привлекательностью не выделялась. А ведь Ирина – положительная героиня, так что никуда не денешься, должна быть в ней пусть не красота, но какое-то притягательное женское обаяние. И Шолохов сказал:
– А чего тебе искать? Вот она, – показал на меня, – твоя Ирина.
Тут и Сергей Аполлинариевич откликнулся:
– Да! Эта актриса – готовая Ирина.
В общем, как бы сосватали. Но чтобы на него оказывали давление – ни в коем случае! Да Бондарчуку и несвойственно было быстро реагировать, отвечать на какую-то идею или предложение с моментальной готовностью. А может, мне так показалось. Глянул на меня:
– Обязательно сделаем пробу.
На пробе поговаривали – молодая я,