Книга Дом Ночи - Дмитрий Геннадьевич Колодан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хей! А ты еще кто такая?
Ива рта не успела раскрыть, а старик уже скинул ей веревку и замахал руками:
— Живо на борт! Быстрее, быстрее, пока он до тебя не добрался!
— Добрался? Кто? — рядом никого не было, и даже Кинджа куда-то запропастился.
— Живо, кому говорят! — прикрикнул старик. — Когда он тебя сожрет, я рыдать не стану!
Ива решила не рисковать. Этот старик провел здесь куда больше времени, чем она, и, наверное, знает, о чем говорит. В доме Матушки Ночи Ива давно усвоила простую истину: если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого не существует.
Схватившись за веревку, Ива вскарабкалась на борт. Минуты не прошло, а она уже стояла на дощатой палубе и разглядывала своего спасителя, если, конечно, он являлся таковым. В голове шевельнулось странное чувство, будто она знает этого человека, что раньше они уже встречались. Но это вновь было чужое, не принадлежащее ей воспоминание.
Старик оказался худым, высоким и таким жилистым, словно под кожей у него вместо мышц протянулись перекрученные веревки с многочисленными узлами. Одет он был в шорты из обрезанных штанов да самодельные сандалии. На загорелой груди темнел какой-то рисунок — татуировка, но пришлось присматриваться, чтобы ее разглядеть. И тут у Ивы упала челюсть: это оказался сумчатый волк, один в один Кинджа!
Старику не понравилось то, что Ива так на него уставилась.
— Чего вылупилась? — грубо сказал он. — Тебя учили, как себя нужно вести?
— Да, но…
— Моя фамилия Хендерсон, — перебил ее старик, — но ты будешь звать меня господин Капитан. Ясно?
Он вытащил из-за пояса сложенную пополам фуражку и нахлобучил на голову.
— Капитан этой ржавой посудины. А это значит, что я здесь главный, усекла?
— Э… Хорошо, — кивнула Ива. — А меня…
— Твоего имени я знать не желаю, — грубо прервал ее господин Капитан, — много чести.
Окинув Иву взглядом, он презрительно фыркнул:
— Ну? И где твои благодарности?
Ива растерялась:
— Благодарности? За что?
— За то, что я спас твою дурацкую жизнь, глупая девчонка. Теперь ты у меня в неоплатном долгу, что непонятного?
Ива посмотрела на лес и на реку. Никого там не было.
— Спасли мою жизнь? От кого?
Она рассердилась. Ей не понравилось, как старик с ней разговаривал.
— Совсем глупая девчонка! Я спас тебя от буньипа, вот от кого. Еще немного, и от тебя даже косточек не осталось, сожрал бы он тебя с потрохами. Все ясно? А теперь марш на камбуз и свари мне кофе — живо!
Настоящий кофе
— Слушай внимательно, девочка, повторять не буду, — господин Капитан почесал живот, — настоящий кофе должен быть черным, как ночь, густым, как грязь, и сладким, как сон. Запомнила?
Ива кивнула, хотя ей и было что возразить. Варить настоящий кофе Иву учила Доброзлая Повариха, и в этом деле с Розой никто не мог сравниться. А вот банальности Хендерсона к настоящему кофе не имели отношения. Повариха говорила, что кофе начинается с первого вдоха, потому что настоящий кофе не пьют, им дышат… Ива скучала по Розе, что было странно, поскольку они виделись всего несколько часов назад. А еще она скучала по Матушке, и по дому, и даже по снегу, вместо которого ей подсунули красную пыль.
— Показываю только один раз, — сказал Хендерсон, — смотри и учись.
Камбузом старик называл крохотную коморку, размером не больше платяного шкафа. Вдвоем с Ивой они едва смогли там разместиться, и она старалась не делать лишних движений, чтобы чего-нибудь не опрокинуть. Из какого-то тайника Хендерсон достал жестянку с кофе. Он держал ее двумя руками, так бережно, будто она могла в любой момент взорваться.
— Так, держи…
Но вместо того, чтобы передать банку Иве, он поставил ее на железный стол. Процесс приготовления кофе давно превратился в некий ритуал, в котором все действия были доведены до автоматизма, и ему сложно было переключиться. Кофейник ему заменяла закопченная консервная банка, плиту — старая керосинка без колпака. Хендерсон зажег ее с одной спички и подкрутил фитиль. Зачерпнул консервной банкой воды из ведра на полу, поставил на огонь, снова взял жестянку с кофе…
Он настолько погрузился в процесс, что, похоже, забыл о существовании Ивы. Не то чтобы это ее огорчало — сказать по правде, Хендерсон был не самый приятный тип, — однако настораживало. Пока еще она не могла сказать, что господин Капитан выжил из ума, но с каждой минутой все больше и больше укреплялась в этой мысли.
— Главное, — сказал Хендерсон, — это не напутать с пропорциями. Ошибешься, и пиши пропало. Важен баланс…
Говоря это, он не глядя сыпанул порошок в закипающую воду. Никак не меньше целой горсти. Ни о каком балансе тут и речи быть не могло. Грязно-белая пена поползла через край, но старик вовремя поднял банку, пока не залило огонь.
— Ну? Поняла, как это делается?
— Вроде бы…
Роза учила ее готовить кофе иначе: добавлять его по ложечке, дать настояться, чтобы могли раскрыться оттенки вкуса. Если бы Повариха увидела, как это делает Хендерсон, ее бы хватил удар.
Ива втянула носом аромат, наполнивший камбуз. И едва не расчихалась, на глаза навернулись слезы. Любой кофе, который делала Повариха, в сравнении с этим напитком был не более чем мутной водицей.
— Зачем делать такой крепкий кофе? — не сдержалась Ива. — Его же невозможно пить!
Старик фыркнул:
— Да. Для этого и придумали сахар.
Сахар обнаружился в другой жестянке: старик от души сыпанул его в бурлящее варево и не стал размешивать.
Ива смотрела на него с ужасом. Она знала слово «кощунство», но до сих пор смутно представляла, что оно означает. Теперь все встало на свои места. Кощунство — это то, что господин Капитан делал с кофе. Что бы он там ни готовил, но назвать этот напиток «кофе» язык не поворачивался. По консистенции он напоминал густую кашу, в которой вздувались и лопались жуткие пузыри. От одного вида мурашки по коже. Ива не поняла, каким образом Хендерсон определил готовность этого варева. В какой-то момент он снял его с огня и отлил немного в самодельную кружку — тоже из консервной банки.
— Держи и пей. И лучше сразу одним глотком.
— Спасибо, — Ива поморщилась, — мне не хочется…
— А жить тебе хочется? — сверкнул глазами старик.
— Да, но… — Ива отпрянула.
— Вот именно, что хочется, — сказал Хендерсон. — Ты же не