Книга Черневог - Кэролайн Дж. Черри

— Может быть, он не был так силен, как Черневог, а может быть и наоборот. Ведь я не говорил, что подумываю о том, как использовать волшебство. Я лишь говорю о том, если он начнет ускользать от меня и, если у нас не будет другого выбора, то это будет единственная, чего бы это ни стоило, возможность, которую я обязательно использую, чтобы удержать его. Если это произойдет, если он сделает что-то, а у меня не будет иного выбора, то я хочу, чтобы ты понимал, что происходит. Я хочу, чтобы у тебя была полная ясность на этот счет. И еще я хочу, чтобы тогда ты отыскал Малыша. Я думаю, что, в отличие от меня, к тебе он придет. Только ради Бога, не вздумай задерживаться поблизости.

Петр медленно вздохнул. Затем еще раз. Он был явно обеспокоен, и Саша видел это. Наконец Петр сказал:

— Может быть, на этот раз нам подождать, чтобы спросить об этом Ууламетса? Ведь почти об этом говорили и лешие. Они же не сказали тебе, чтобы ты становился вторым Черневогом. Разве не так? Ведь не это же ты предполагаешь сделать?

Петр обладал завидным уменьем порой разрешать неразрешимые ситуации. Разумеется, это не означало, что он всегда был прав, но Петр имел способность вовремя обрести почву под ногами.

— Нет, — с облегчением выдохнул Саша. — Нет, этого они не говорили.

— Он хочет, чтобы мы сделали какую-нибудь глупость. И ты знаешь это. — Петр с силой сжал его плечо. — Только не слушай его. А заодно будь осторожен и со стариком! Я не верю ни одному из них.

— Я пытаюсь как раз так и поступать, и все время желаю, чтобы это оказалось правильным. Я продолжаю думать, что мы не должны слушать его, кроме тех случаев, когда в его доводах есть здравый смысл.

— Талантливые обманщики всегда выглядят рассудительными. Ты ведь должен помнить Дмитрия.

— Все должно проясниться, Петр.

На что тот ответил:

— Но только не в том случае, когда он не хочет этого.

— Но я по-прежнему опасаюсь! Я не знаю, что здесь лучше. И я не знаю, прав ли я!

— Вот черт. Так мы можем пропасть. Сделай свой выбор. Любой. Пусть твои кости лягут раньше, чем его. Пусть твой ход в этой игре будет первым. Только следи за тем, как лягут кости.

Он чуть задержал дыханье, затем заговорил вновь, с выдохом:

— Мы, должно быть, уже недалеко от этого дома. Мне кажется я помню это место, где мы сошли с моста, это скорее всего и есть тот самый ручей.

— Я тоже так подумал.

—… Хотя я и не думаю, что Ууламетс знает ответы на все вопросы. Петр, ведь он оставил мне все, что мог. А я не уверен, что он был прав насчет волшебства, что его мнение можно принять за ответ. Лешие не понимают колдунов…

— Послушай. — Саша почувствовал, как пальцы Петра впились в его плечо. — Он мог и ошибаться по поводу самых разных вещей, но давай не будем верить и этому парню, во всяком случае не чаще одного раза на день, да и то только тогда, когда он согласен с нами. Но, ради Бога, перестань думать о сомнениях, ведь ты знаешь, откуда они приходят.

— Я не уверен в этом, Петр. Я все-таки думаю, что они мои собственные…

— Тогда переложи все сомнения и беспокойства на меня. Я гораздо лучше справляюсь с ними. А ты займись тем, что пожелай медведя, или что-то подобное.

— Не смей…

—… шутить над этим? Но ведь это гораздо лучше, чем слушать его.

— Возможно, что ты и прав.

— Возможно. Может быть. Если. Возьмись за ум, приятель! Вот этот кувшин никогда не разобьется и никогда не опустеет. Ты черт, а не колдун, когда знаешь чего хочешь. Почему бы тебе не пожелать, чтобы Черневог полюбил нас пылко и нежно?

— Кувшины не сопротивляются, — мрачно заметил Саша.

— Ты хочешь сказать, что они не толкают вредных мыслей в твою голову? Тогда сунь хоть несколько в его. Разве ты не сможешь?

— Я не… — Он в замешательстве вспомнил своего единственного врага, двоюродного брата Михаила, вспомнил грязную лужу и то, свое единственное необузданное, абсолютно злобное желание, которое возникло у него после многих лет унижений. Все злонамерения Петра для него, как для молодого колдуна, пытающегося брести силу и овладеть искусством без необходимости убивать кого-либо, всегда казались лишь игрой безрассудного воображения. — Я не хочу вступать в борьбу с ним, я не могу…

— Боже мой, тогда что же, по-твоему, мы делаем все это время? Как ты думаешь, малый, что происходит здесь? Проснись!

На это ему нечего было ответить.

— Чувство юмора, — сказал Петр, ударяя его по руке. — Я готов держать пари на что хочешь, но уверяю тебя, что именно это может чертовски смешать его карты. — С этими словами Петр ухватил поводья Волка, вскочил на его спину и оттуда взглянул на Черневога.

— Идем, Змей, мы двигаемся дальше.

Ивешка писала в своей книге, на палубе старой лодки:

Я не знаю, что и пожелать, думая о ребенке. Папа сказал бы при этом: ты можешь уничтожить все, кроме прошлого.

Петр, если эта книга попадет к Саше, и ты узнаешь, что здесь говорится, верь, что я люблю тебя, хотя я и не могу вернуться домой, пока не узнаю, что завело меня сюда и зачем. Ты не ожидал получить ребенка от колдуньи, и я не хочу огорчать этим тебя.

Я хочу чтобы ты знал это. Может быть ты услышишь меня. Но я не могу услышать ни тебя, ни Сашу, как бы ни старалась. И я не вернусь домой, пока не узнаю больше, чем знаю сейчас. Итак, мне пора отправляться на поиски.

Она убрала чернильницу и закрыла книгу.

18

В лесу вновь появились области холода, будто проносились невесомые ледяные заряды. С них все всегда и начиналось. Эти невидимые, неизвестно откуда взявшиеся потоки холода, пронизывающие пространство, очень раздражали лошадей. Петр, поругиваясь, слегка похлопывал Волка по шее и приговаривал:

— Ничего, приятель, это всего лишь кажется.

В свое время он и сам слышал точно такие же уговоры и чувствовал страх за собственный рассудок.

Ему не давала покоя мысль, что волшебство, к разговорам о котором он так привык, на самом деле было уже не просто волшебством, а волшебством, использующим силы злых духов. И из всех существ, имеющих отношение к этому странному и пугающему миру, сын игрока предпочитал видеть только Малыша, который приходил из этого мира к Саше и Ивешке. По мнению Петра все происходило не самым лучшим образом, и хотя призраки, появившиеся в лесу, уже не были для него чем-то удивительным, он не хотел их присутствия, и еще меньше их в них нуждался Саша: он и без того был рассеян и утомлен. А, главное, в этих надоедливых, в беспорядке проносящихся холодных сгустках скрывалась опасность.

«У вас нет надежды», — шептало очередное облако, проносясь миме его уха и обдавая холодом.