Книга Писатели за карточным столом - Дмитрий Станиславович Лесной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бурным потоком разлился он по божьему миру и затопил всё: города и уезды, сёла и усадьбы, скромные деревянные домики и палаты белокаменные; как тать пробрался он и в контору купца, и в кабинет учёного, и в будуар знатной дамы, и в барскую кухню.
С 8 часов вечера да 3 ночи (иногда до шести часов утра) он властвует на земле деспотически и всё послушно его чародейскому обаянию.
Как столапое чудовище, он обхватил человека и тешится им как невольником и играет его страстями и характером.
Для преферанса доктора забывают своих пациентов, столоначальники — свои бумаги, ростовщики — проценты, барышни — танцы, ревнивые мужья — жён-кокеток; для преферанса скряга готов жертвовать деньгами, Орест готов поссориться со своим Пиладом, невеста с женихом, подчинённый с начальником.
Итак, все играют в преферанс и везде! Хотите в этом увериться? Когда на ваших часах пробьёт восемь, наденьте вашу шубу и бархатную фуражку и ступайте наудачу по улицам города, в котором живёте: загляните в окошко скромного нижнего этажа, посмотрите в щель неплотно затворённой ставни, вскарабкайтесь, если можно, к окошку второго, третьего этажа, зайдите в модный магазин, в колбасную лавку — и везде вы увидите преферанс и встретите героев его. Если даже вы вслушаетесь в разговор проходящих и проезжающих, то увидите, что всё это бредит, живёт, дышит и движется преферансом.
Вот, например, мимо вас проезжают два человека, закутанные в меховые воротники, они разговаривают с жаром и кричат на всю улицу: «Что делать, mon cher, не везёт, да и только!»
Вы думаете, что они разговаривают о лошади, на которой едут! Ничего не бывало — это им не везёт в преферанс.
Вот мимо вас промчалась бойкая пара, и вы слышите отрывистые фразы: прикупил! Ремиз! Восемь в бубнах! и т. п.
Вот смотрите, встретились два пешехода: один из них в тёплом пальто, со свёртком бумаги под мышкой, другой в лисьей шубе и картузе, из-под которого видны волосы, подстриженные в кружок.
Послушаем их разговор:
— Ивану Трофимовичу наше почитание, всё ли, батюшка, в добром здоровье! — говорит лисья шуба.
— Слава богу, Никита Нестерович, — отвечает пальто.
— Ну, слава Богу! Слава Богу лучше всего! Верно, на преферанчик куда поспешаете?
— Да-c, что делать! надо как-нибудь скоротать вечерок-то. Ну и вы, я думаю, тоже сражаетесь?
— Никак нет-с… где нам… мы люди торговые — некогда-с. Разве вот праздничное дело, так случается, и мы перекидываем!
На каждом шагу герои преферанса!
Но так как нынешняя публика — большая охотница до иллюстрированных изданий, то вот, для её удовольствия, имею честь представить несколько лёгеньких эскизов, в которых постараюсь очертить из каждого сословия хоть по одному герою как представителей целого.
Видите эти два освещённых окошка, из которых одно заставлено плющом и геранью, а другое загорожено стеклянной ширмой, размалёванной какими-то неведомыми цветами, над которыми задумалась бы сама флора? Это небольшая квартирка, принадлежащая одному чиновнику. Хозяин с двумя своими приятелями играет в преферанс. Один из них низенький старичок. Он списал почти все свои ремизы и сейчас только выпил четвёртую рюмку травнику. От этого сморщенное лицо его раскраснелось, а глаза сделались так малы, что кажется, насилу смотрят на свет Божий.
Товарищ его, молодой человек, в причёске a la moujik, схватил себя за волосы и кричит диким голосом: «Нет, чёрт возьми, будь я проклят, если с нынешнего дня хоть возьму карты в руки!»
Между тем хозяин, весёлый краснощёкий толстяк подтрунивает над ним и говорит, парадируя французский язык: «Не горяче — ву па!»
А вот в этом жёлтом домике всякий вечер играет в преферанс один из самых оригинальных и отчаянных героев — это один учитель французского языка. Посмотрите: он снял свои очки, парик его покачнулся немного на сторону; смотрите — он стоит над ломберным столом, с распростёртыми руками, с удивлением и испуганными видом, как Робинзон над найденными им человеческими костями и говорит: «Вот это я знал, что я без одна… mais без два в кёр… c’est horriblement»!
Позвольте, откуда бы теперь выхватить новенький, хорошенький эскизец? Постойте, нашёл! Вот каменный дом с массивными дубовыми воротами, за которыми огромный дворовый пёс сердито гремит железной цепью. Здесь живёт почтенный купец Федул Абдулович. До сих пор для Федула Абдуловича табак и карты были занятием проклятым и гадостным; но с тех пор, как появился преферанс, он играет всякий день с восьми часов вечера и до первых петухов и нюхает бобковый.
Пойдёмте к нему в горницу. Вот он, Федул Абдулович: бородка у него клином, лысая голова похожа на поджаренную московскую сайку, а корпус — на куль с овсом. Играют вчетвером. Один из гостей имеет привычку спрашивать: на каком, дескать, инструменте играть изволите? Эта прибаутка очень нравится Федулу Абдуловичу.
Смотрите: в эту минуту один из игроков разобрал свои карты и кричит: «Играем-с!» А Федул Абдулович поглаживает свою остренькую бородку и возражает с важностью: «Струмент! Почтеннейший! Струмент!»
Теперь я веду читателя в квартиру одного моего знакомого, N. N., который, верно, не рассердится на приятельскую шутку.
Комната его довольно обширна и тускло освещена двумя сальными свечками; посредине ломберный стол; над ним в густых облаках табачного дыма обрисовались четыре усатые головы, с воткнутыми в них чубуками как четыре дымящихся кальяна. В углублении комнаты слуга готовит пунш. Пахнет кизляркой и раздаются восклицания: «Что, урезонили! Приглашаю! Ха-ха-ха! Семь в червях».
А вот следующая сцена, как будто в противоположность предыдущей, дышит сладкой тишиной. Эта сцена происходит в хлебной лавке, в которой вы, любезные читатели, вероятно, не раз покупали кисло-сладкие хлебы, крендельки и разные сдобные фитюльки к чаю.
Три немца чрезвычайно флегматично играют в преферанс. Сам хозяин — белокурый немец, с добродушным улыбающимся лицом, в колпаке, белый канифасовой куртке и таком же фартуке. Против него сидит другой немец, высокий, лет пятидесяти, с длинным горбатым носом. Он пресерьёзно разбирает карты, не выпуская изо рта коротенькой трубки с бесчисленным множеством шнурков и кисточек. Третий — молоденький немчик лет двадцати пяти, с голубыми глазами и розовыми жилками на щеках. Он умильно посматривает на жену хозяина,