Книга Новая жизнь 3 - Виталий Хонихоев

так дай их мне почитать, уверен, что мы найдем что сделать. Такие вот соглашения в теле договора — являются незаконными. Потому что нарушают твои права как человека и гражданина. Каждый имеет право заниматься любовью по своему усмотрению. С кем угодно и когда угодно. Liberte, Egalite, Fraternite!

— Хватит к Кимико приставать! — толкает меня в бок Сора: — она смущается. Кимико, у нас немного мяса есть, хорошего. Если хочешь — давай с нами посидим после голосования. Я готовить умею. И … у меня бутылочка сакэ припрятана.

Глава 26

— Тут вся соль в отсутствии соли — выдает каламбур Сора, переворачивая очередную полоску мяса: — было бы у меня настоящее американский гриль я бы вам показала, что значит мясо жарить. Я бы такое вот мясо на два пшика вам сделала…

— Два пшика? — спрашиваю я, наблюдая за ее действиями. Мы сидим на тесной кухоньке проекта и пусть с местом тут проблемы, потому что здесь почти все — но зато спокойно и тихо и никто никого не осуждает. Голосование прошло странновато — как и договаривались, все проголосовали за исключение Мико из проекта, но голосование зрительских симпатий «спасло» ее от исключения. Правила, что нужно прямо обязательно кого-то исключить или провести повторное голосование здесь не было и «спасенный» — подлежал помилованию, совсем как пират, при повешении которого лопнула веревка «вешать дважды король не велит». Все уже и без того были вымотаны длинным днем, каждый приложил максимум усилий отрабатывая свой номер, а в конце еще и это морально утомительное прилюдное уничтожение практически каждого — при этом с легкой издевкой, с улыбочкой такой — это все довело участников до полного нервного истощения.

И сейчас на кухне проекта сидели несколько человек с «взглядом на две тысячи ярдов» — такой бывает у солдат на войне после сокрушительных потерь, даже если смерть или ранение миновало их, но они видели, как умирают их товарищи, как легко прерывается человеческая жизнь и шквальный огонь перерабатывает в фарш личность и индивида за доли секунды. Такие вот ребята сидят, опираясь усталыми спинами на остывающую броню и на лицах у них только прострация и пустота. Они не думают, не рефлексируют, не переживают произошедшее, они просто живут. Дышат и смотрят. Ужас происходящего еще не дошел до них, они просто не в состоянии его понять, пережить, осмыслить. Осмысление придет позже — когда они будут вскакивать ночью от раскатов летнего грома и судорожно искать рукой ложе автомата и только через некоторое время понимая, что война давно кончилась и на него с взволнованным лицом смотрит молодая жена, а дети давно уснули в своих кроватках… и они будут сидеть на кухне допоздна над полной пепельницей и пустым стаканом и вспоминать, вспоминать, вспоминать… Но все это потом. А сейчас … сейчас та самая пауза, когда все сидят, опираясь спиной на остывающую броню и по кругу идет чья-то фляжка с чем-то обжигающим глотку и перехватывающим дыхание… и чья-нибудь соленая шуточка самого черного юмора — помогает хоть немного отвлечься и может даже найти силы, чтобы приподнять уголки рта…

Мы даже есть сильно не хотели, однако после того, как в воздухе расплылся аромат жареного мяса — все немного оживились. Все — это я, Юрико, которая ведет себя как ни в чем не бывало, приглашенная гостья Кимико и конечно Мико Танн. Сама Сора была энергична как всегда — Ямато Надешико, что скажешь. Вот права была мама… хотя мама права настолько часто, что это уже пугает.

— Два пшика — это когда мгновенная коагуляция поверхностей в течении нескольких секунд — поясняет Сора: — это когда кладешь на раскаленную поверхность мясо в первый раз, и оно делает — «пшш!», тут же переворачиваешь его и — «пшш!». Два пшика. Такое хорошее мясо можно сырым есть.

— А как же… эти, микробы и паразиты? — встревает Юрико, положившая подбородок на руки и наблюдающая за Сорой: — мясо же надо варить долго, чтобы они погибли… а иначе можно заразиться…

— Паразиты? В таком мясе? Знаешь сколько оно стоит? Эти коровы поздоровей нас с тобой будут, у каждой личный доктор и массажист. На таких вот фермах за их здоровьем следят ого-го как! У каждой — личный паспорт, куда вносятся все данные о недомоганиях и перепадах настроения… да вот, в контейнере погляди — там должна быть бумага.

— Что? Серьезно? — хмурит брови Юрико. Сидящая рядом с ней Кимико — молча открывает термоконтейнер и запускает туда руку. Достает глянцевую брошюру и открывает ее.

— Точно — говорит она, пробежав глазами несколько страниц: — тут и паспорт есть. Зовут ее… вернее звали — Джозефина, три года, никаких заболеваний, предпочитает классическую музыку, обожает васаби. Коровы могут есть васаби?

— Наверняка это был настоящий васаби, а не эта зеленая подделка, которая в магазинах лежит — ворчит Сора.

— Тут еще бутылка есть — добавляет Кимико: — в контейнере.

— Контрабанда — подмигивает Юрико: — я пронесла. Соре сказала, что отобрали на входе. У нее бы точно отобрали — у нее лицо такое, на нем все написано.

— Дай-ка сюда — я забираю бутылку у Кимико. Никакое не сакэ. Легкое сливовое вино. Нам бы сейчас водочки не помешало бы, или коньяка грамм по двести на лицо, но как говорится за неимением горничной — делают шибари с бондажем дворнику. Учитывая то, что я сегодня видел и плюсуя туда то, о чем я подозреваю — ни черта студия не могла случайно «пропустить» или там «не заметить» эту бутылку. Сделано сознательно.

— Поскольку мясо будет поедаться по мере приготовления, как и положено во время настоящего американского барбекю — предлагаю открыть бутылку — говорит Юрико: — нам есть что отметить... хотя бы то, что мы все этот день пережили.

— А давай. — соглашаюсь я и принимаюсь колдовать над пробкой. Конечно, может быть для человека, который применяет ложку и вилку по прямому назначению и никогда не путает правый носок с левым — такой вызов и представлял бы собой какую-то сложность, но для человека знакомого как с Советской Армией, так и с жизнью в общежитии умение открыть бутылку вина