Книга Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единообразие мундира и конского убора достигалось прежде всего централизованным, преимущественно отечественным изготовлением (указ от 18 марта 1718 г. «О делании в Москве на армейские полки мундиров полковыми портными»[929] и т. п.); местное производство, кроме того, давало и некоторую экономию средств. В 1720 г. были утверждены новые штаты, табели, а вместе в ними и новые мундирные образцы[930]. Началась унификация офицерского мундира.
Итогом преобразований стало распространение во всей Российской империи общероссийского мундира, полностью соответствовавшего требованиям современной европейской культуры. Разрыв с традициями и переход от «венгерского» кафтана к мундиру по европейской моде стал еще одним «шагом в комплексе мероприятий по созданию армии как социального института, оторванного от населения и служащего опорой престолу где солдат становился нижним звеном в управляющей вертикали»[931].
Результат реформ был изложен в январе 1722 г. в «Табели о рангах…» в следующей формулировке: «Понеже такожде знатность и достоинство чина какой особы часто тем умаляется, когда убор и прочий поступок тем не сходствует… того ради напоминаем мы милостиво, чтоб каждый такой наряд… имел, как чин и характер его требует»[932]. Нарушители новых порядков наказывались штрафами и ссылкой на каторгу[933]. Побочным эффектом жесткой регламентации стало почти полное вытеснение традиционного костюма из ареала имперской культуры[934].
Одним из последних петровских нововведений стал указ 4 декабря 1724 г., прямо запрещающий изготовление партикулярной одежды, схожей с военным мундиром («О неношении форменных цветов и обшлагов, с какими делаются драгунские и солдатские мундиры, людям неслужащим в сих командах… и чтоб неведением кто не отговаривался, того ради объявляется, что в армию строятся кафтаны из сукон разных цветов, а именно: из зеленых с красными, да из синих с белыми обшлагами»[935]).
Очевидно, что в системе реформ Петр Великий отводил европейскому мундиру роль конкретно понимаемого современниками визуального кода, указывающего на положение личности в новой имперской иерархии. Петровский военный мундир стал определенным социальным цензом, маркером принадлежности к новому миру силы и власти. Благодаря громкой победе петровские начинания получили легитимное измерение[936]; успех развития милитаристского сценария открывал пути для дальнейшего оформления новой национально-государственной культуры.
Еще в Полтавском сражении Петр I обратил внимание на то, что шведы сидели на лошадях «заводской крови»[937]. Сравнение шведских и русских лошадей оказалось не в пользу последних. Часть этих эффектных лошадей была захвачена[938] и отправлена в качестве племенного материала на Коломенскую государеву конюшню как «образец для русской конницы»[939]. С этого момента началось восстановление упраздненного в первые годы столетия отечественного коневодства, конечной целью которого было названо полное обеспечение не нужд дворца, как ранее, а русской армии[940].
Одними из наиболее подходящих для кавалерии в то время признавались шлезвиг-голштинские лошади, быстрые, выносливые, крепкие, но при том гармоничные. В январе 1712 г. была сделана попытка завести эту породу и в России: издается указ «завести конские заводы, а именно: в Казанской, Азовской и Киевской губерниях; а для заводу кобыл и жеребцов купить в Шлезии и в Пруссах»[941]. В ожидании результатов по обеспечению армии конским составом были приняты меры по поддержке торговли лошадьми[942].
