Книга Лето потерянных писем - Ханна Рейнольдс

– Эбигейл…

– Что? Тебе нравятся растения. Там растут растения. Мне тоже нравятся растения! Отличная ведь идея.

Ной снова затряс головой, но не смог сдержать улыбку.

– Ты смешная.

– Но еще и убедительная? Там наверняка очень красиво.

– Но еще и убедительная.

Перейдя реку, мы поймали такси и поехали через весь Бостон к дендрарию, миновав большие внушительные дома и объехав огромный пруд. В прямом смысле слова это действительно был парк, но он отличался от всех парков, в которых я раньше гуляла. С извилистыми тропинками, бесчисленным количеством гигантских деревьев и кустарников, он занимал сотни акров.

Вначале мы побрели к висячим садам, где виноградные лозы вились по шпалерам, а потом направились по табличкам, указывающим в сторону садового бонсая.

– Почти уверена, что это не бонсай, – сказала я, когда мы прошли мимо очередной таблички, ведущей к вечнозеленым растениям.

– Здесь должна быть одна из лучших коллекций в Америке, – сообщил Ной. – Мы бы наверняка заметили.

– Так ты еще и эксперт по бонсаю?

Ной засмеялся. Его энтузиазм и восхищение перед растениями, как мое перед Элли Мэй, подкупали.

– Нет, но не считать его классным невозможно. Сюда!

Мы подошли к шестиугольному тенту. Стены были открыты стихии, а внутри тянулась дорожка. Мы пошли против часовой стрелки, внимательно читая знаки и любуясь миниатюрными деревцами.

– Это кипарисовик туполистный, – сообщила я. – Ему больше двухсот лет.

Ной наклонился поближе, и сзади пропищали тихим голосом:

– Убедительная просьба НЕ ПОДХОДИТЬ к деревьям.

Он отпрыгнул и виновато на меня посмотрел, словно надеясь, что я не заметила его прыжок.

Я захихикала:

– Бонсай ограбить не удалось.

Потом мы пошли гулять по парку, блуждая по холмам и мимо громадных деревьев. В самом дальнем конце, откуда мы пришли, располагалась самая высокая точка парка – покатый холм с видом на Бостон. Мы с Ноем опустились на балку из камня. Слева мужчина снимал на камеру позирующую женщину, а справа двое мужчин играли с собакой.

– Ты мог бы тут работать, – прокомментировала я. – Дендрарий принадлежит Гарварду. Ты мог бы здесь заниматься.

Ной кивнул. Очевидно, ничего нового я ему не сообщила, но решила, что, вероятно, ему стоит задуматься над этим вариантом.

С заходом солнца парк закрылся, и к тому времени мы проголодались. Мы поужинали в кубинском ресторанчике, который нам посоветовал наш водитель. Когда мы вернулись в квартиру, на часах было десять. Достаточно поздно, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи и лечь спать.

Однако мы уселись на диван. Меня пробила нервная дрожь. И что теперь? Ведь мы уж точно не ляжем спать.

В этом-то все и дело. Я абсолютно точно и на все сто хотела замутить с Ноем Барбанелом. Хотела так сильно, что становилось больно. Внутри все скрутило от желания, дыхание перехватывало, а легкие горели.

И все же переходный период от необъятий до объятий казался таким пугающим, так беспокоил возможным отказом, что я решила: лучше спрыгнуть с моста, чем посмотреть фактам в лицо.

Нико говорила, что это состояние «без поцелуев» становится лучше с практикой. Она сказала, что в итоге ты становишься таким профи, что сам чувствуешь, когда поцелуи нужны, как запятые в предложениях, чувствуешь молчание, предвещающее поцелуй, и это предвкушение.

Я еще не достигла такого мастерства.

Ной заерзал на диване.

– Хочешь что-нибудь посмотреть?

Нет. Ничего я не хотела смотреть. Я хотела с ним целоваться.

– Конечно, – ответила я, потому что не дай мне бог вести себя как взрослый человек.

Он включил телевизор, и мы нашли первую серию сериала, который как-то обсуждали.

Ну, ладно. Хорошо. Посижу тут, посмотрю телевизор, как будто есть вероятность, что мне удастся на нем сосредоточиться, когда я хотела лишь напрыгнуть на Ноя. Мы сидели бок о бок, но не касались друг друга, и от этого меня затошнило. Я всеми фибрами души ощущала разделяющее нас пространство.

Сериал закончился.

– Хочешь, еще что-нибудь посмотрим?

Естественно, я не хотела смотреть что-нибудь еще, поэтому ответила, пожав плечами. Превосходно. Нужно что-то сказать. Рукой помахать, что ли. Но я даже губы разжать не могла, чтобы что-нибудь молвить.

Скажи что-нибудь, скажи, скажи!

– Нет, – выпалила я.

– Нет? – удивленно посмотрел он.

– Я не хочу смотреть очередной сериал.

Ной снова заерзал, но на этот раз повернулся ко мне лицом.

– Действительно, – бросил он. – Есть другие предложения?

Голова у меня так кружилась, что я была готова рухнуть в обморок. Я рвано и быстро дышала, а комок нервов в животе не исчезал.

Мне удалось лишь еле заметно кивнуть.

– Например? – Ной поднял руку и коснулся прядки моих волос.

– Эм, – сглотнула я. Он слышит мое сердце? Я-то ничего не слышала из-за рева крови в ушах.

Ной намотал на палец кудряшку, а потом отпустил ее, убирая прядь назад долгим, неспешным движением и проводя ладонью по моей голове. Меня передернуло. Его рука опустилась на мою шею и обхватила ее сзади. Он не сводил с меня глаз.

– Совсем никаких предложений?

Сердце готово было вырваться из груди. Я еле слышно прошептала:

– Поцелуй меня.

На лице Ноя медленно расползалась лучезарная улыбка.

– Что поцеловать? – Он легонько, будто перышком, коснулся моей скулы. – Тут поцеловать?

Я молча кивнула, потеряв дар речи.

Он прижался ртом к нежной ямочке под ухом.

– Тут поцеловать?

Мне стало нестерпимо жарко. Я даже не подозревала о существовании этого места и запрокинула голову назад.

– О боже, Ной.

Я услышала в его голосе улыбку.

– Тут поцеловать? – Он втянул мочку уха в рот, и я ахнула, потянувшись к нему руками, когда меня охватил вихрь эмоций. Уши. Почему никто никогда не рассказывал мне, как приятны поцелуи в уши?

Я обхватила его голову руками и притянула к себе, изогнувшись так, что наши губы наконец встретились. Я буквально оцепенела. Я словно ждала поцелуя и вместе с тем понятия не имела, что он случится. Я как будто всю свою жизнь готовилась к нему и все равно была потрясена до потери пульса.

Губы Ноя были настойчивыми и теплыми, и я никак не могла ими насытиться, мне не хватало близости. Мы прижимались друг к другу, горячие, настойчивые, неразделимые. Он скользнул языком в мой рот, лаская его, пока у меня не перехватило дыхание. Казалось, кости в моем теле стали мягкими, а мышцы расслабились. Меня опалило жарким, проворным и опасным пламенем, и я бы задрожала, если бы не прижималась к Ною так сильно.