Книга Ангелы по совместительству. Проводы империи - Ирина Сыромятникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саиль невольно покраснела и отвернулась к окну.
– О тете с дядей опять ничего, – вздохнула она.
– А когда они должны были приехать?
Девочка нахмурилась:
– Папа не говорил. Но мы-то здесь с марта!
Едва стихли зимние шторма, они отправились в путь, как и многие, многие… Те, кого не удерживали на месте печати.
– А сколько им было пути?
– Не знаю, – смутилась Саиль.
– Посмотрим по карте?
Саиль с благодарностью улыбнулась: белые плохо переносят неопределенность, а перемена занятия позволяла разорвать хоровод темных мыслей, больно сжимающий виски.
Дети взялись за руки и побежали в библиотеку, хором здороваясь с учителями и старательно огибая клумбы. Оба – в шаге от юности, в счастливом неведении о начинающемся превращении. Идиллическая картина!
Миссис Хемуль проводила их взглядом и улыбнулась. Быть директором интерната, в котором проживают одновременно одаренные и неодаренные дети, всегда сложно. А уж когда к ним присоединяются иностранцы, со своей сложной культурой и застарелыми психологическими травмами… В общем, штатному эмпату тоже скучать не приходилось. Однако за Саиль Амиши можно было больше не опасаться – девочка начала адаптироваться к новому окружению. Да и может ли что-то предосудительное произойти от посещения библиотеки?
Книжное собрание михандровского интерната помнило еще Инквизицию и было столь же выверенным и благочинным: жизнеописания малоизвестных достойных людей, поучительные истории и философские притчи. Но Реформация ворвалась и сюда: потемневшие от времени шкафы оказались сдвинуты к стенам, а их место заняли стеллажи «под старину», заполненные пестрыми, пахнущими типографской краской изданиями. Новенькие лакированные разделители предлагали посетителям приобщиться к алхимии и общей истории, ремеслам и теологии. Саиль окинула эти богатства взглядом и тайком вздохнула: ингернийский устный давался ей легко, а вот письменный – не очень. Насладиться чтением пока не получалось.
За одним из читальных столиков устроился странноватый мальчик, поверх светлой интернатской формы носивший черный бант.
– Петрос, где атласы по географии – знаешь? – окликнул его Лючиано.
– Тебе Ингерники или всего мира?
– И’Са-Орио-Та.
– Третья полка снизу. – Петрос указал пальцем на стеллаж.
Повозившись, Лючиано перенес на стол пару толстых книг формата, как любил выражаться отец Саиль, «спотыкашка» – раза в полтора больше обычной полки. Девочка, ожидавшая увидеть рулоны и свитки, была обескуражена.
Пользоваться найденными картами, как и всем в Ингернике, следовало по-особенному. На общем виде И’Са-Орио-Та (всего-то на разворот) были указаны только столицы провинций.
– Кунг-Харн. – Лючиано нашел город в длинном списке. – Квадрат вэ-три! Страница тридцать один.
На нужной странице, в переплетении замысловатых кривых линий, неровным пятном был обозначен город «в состоянии на пятый год». Еще пара минут потребовалась, чтобы соединить этот клочок изображения с остальными.
Саиль провела пальцем по карте и ужаснулась:
– Как далеко!
Горы, река, редкие ниточки трактов… До Ингерники тете с дядей пришлось бы добираться вдвое дольше, чем им!
– Может, они еще в пути? – неуверенно предположил Лючиано.
Саиль нахмурилась.
– Тогда почему папа сказал, что они скоро приедут?
Он-то должен был понимать – ей не важен срок, только уверенность, что все идет хорошо!
– Это потому, что он считает их мертвыми, – скрипнул рядом незнакомый хриплый голос. – И, если ты не захочешь их увидеть, они вправду умрут.
Саиль испуганно дернулась, но почти сразу поняла, что странный голос принадлежит Лючиано. Мальчик прокашлялся и потер горло.
– Ах! – Девочка оттолкнула от себя атлас и выбежала из библиотеки.
– Ну вот, напугал девчонку! – покачал головой Петрос.
– Я не хотел. – Лючиано растирал горло, его голос все еще был хрипловатым. – Оно само как-то.
– Беги, успокаивай!
– Нельзя, – покачал головой мальчик. – Там что-то важное, я пока не разберу…
Весь день Саиль сторонилась Лючиано, не думала, не смотрела и гнала из мыслей. Подумать только, какая злая шутка! Ей почти удалось восстановить присутствие духа.
А ночью она видела сон – их дом, такой, каким он был прежде. Тетя, дядя, двоюродные братья и сестры, ярко-желтая певчая птичка, околевшая еще два года назад… И только взглянув в призрачные лица родных, Саиль вспомнила главное – дядя Тимар был печатным. Он не смог бы покинуть Кунг-Харн.
Тенями встали вокруг люди, встреченные во время стремительного бегства, – привязанные клятвами к разрушенным селениям, пожираемой чудовищами земле. И их глаза, глаза живых мертвецов.
«Считает мертвыми».
Саиль проснулась с криком и, как была, в одной сорочке, метнулась в крыло для мальчиков, врубила свет в комнате Лючиано и принялась трясти его за плечо:
– Проснись, проснись!
– Мм… Угу… – невнятно промычал Лючиано и попытался зарыться в подушки.
Но если белому что-то надо, избавить от его настойчивости может только смерть.
– Ответь, ответь мне! Если я захочу увидеть их, то тоже умру?
– Нет, – глухо отозвался Лючиано. – Если ты захочешь их увидеть, то НИКТО не умрет.
– Откуда ты знаешь?!!
Лючиано сел в кровати, заспанно щурясь.
– Ты уже слышала, что у меня есть брат?
Саиль кивнула – странную историю про черно-белых братьев в интернате знали все.
– Год назад я прочел в газете, что он убит. Сначала мне было очень плохо, я целую неделю болел. А потом вдруг понял, что это – неправда. Меня даже к эмпату водили! – Лючиано передернул плечами. – Но оказалось, что он жив. С тех пор я… просто ЗНАЮ некоторые вещи. Не спрашивай – почему и как.
И Саиль поверила. Было в нем что-то… такое.
– Если я все же увижу их там, где они сейчас… Что это изменит? У меня нет власти приказывать печатным!
– Я вообще не знаю, кто это такие. Чтобы понять, можно ли что-то сделать, мне надо их увидеть.
– Но ведь для этого требуется… магия!
– Я уже могу контролировать свой дар, – пожал плечами Лючиано. – Просто стараюсь об этом не распространяться. Мистер Олли дает мне уроки частным порядком.
Наличие рядом белого мага (пусть маленького) привело девочку в смятение: пастырь, хранитель устоев, а она в ночнушке!
– Слушай его, крошка! – На соседней кровати проснулся Петрос. – Брат его крут, и он – крут тоже!