Книга Театр тьмы - Татьяна Ван

– А вы не подскажете номер его телефона? Это очень важно.

– Милочка, я вам что, горячая линия? Или телефонный справочник?

– Простите, – прошептала я, прекрасно понимая, что медсестра не обязана давать номер телефона санитара. По-хорошему, она вообще не имела права так подробно отвечать на расспросы о погибшем пациенте. Я – обычная незнакомка. Она – работник медицинского учреждения, которому запрещено разглашать информацию кому попало.

– Все равно спасибо вам, – сказала я, убирая руки со стойки и понимая, что ловить здесь больше нечего.

Но только я развернулась к выходу, как за моей спиной раздался шепот медсестры:

– Мисс.

Я развернулась. Женщина уткнулась в экран компьютера. Она что-то увлеченно изучала, не глядя на меня. В это время на стойке регистратуры, где еще несколько секунд назад были мои руки, лежал небольшой клочок бумаги. А на нем – домашний номер телефона Кевина Брука.

Выйдя из больницы, я сразу достала сотовый и набрала номер санитара, молясь всем богам, чтобы Кевин был дома. Я ходила туда-обратно по больничному крыльцу. Длинные гудки действовали на нервы. Пальцы рук сильнее сжимали телефон.

– Алло, я вас слушаю, – вдруг раздался смутно знакомый мужской голос.

– Доброе утро. Простите, что беспокою вас, – дрожащим от волнения голосом пролепетала я. – Вы – Кевин Брук?

– Да. А кто, извините, интересуется?

– Меня зовут Сара Гринвуд, я недавно навещала вашего пациента – Эндрю Фаррела. Сегодня я пришла в больницу, а мне сказали, что он умер. И…

– Вы сейчас свободны? – перебил санитар.

– Свободна.

– Давайте встретимся в ближайшее время, мне нужно вам кое-что рассказать. Это просьба Эндрю. В кафе «Концерто» на Пикадилли через полтора часа. Подойдет?

– Подойдет, – обескураженно ответила я. Это кафе находилось недалеко от бывшего места работы – в аккурат напротив театра «GRIM».

– Тогда до встречи. Ваш номер у меня сохранился, если задержусь – дам знать, – сказал Кевин Брук и завершил звонок.

10

Когда звякнул дверной колокольчик, оповещающий о новом посетителе кафе, я сидела за столиком около окна и задумчиво смотрела на театр «GRIM». Из-за дождевых капель, стекающих по стеклу, как сетка, здание казалось призрачным, нереальными, футуристическим. И все таким же мрачным и пленяющим, как проклятый драгоценный камень, которым хочется обладать, даже зная о том, что ему под силу уничтожить человечество. Вороны не сидели на здании театра. Только некоторые из них вылетали из чердачного отверстия в неизвестном направлении, добавляя мрачности и без того пугающему дому. Я не переставала видеть в нем старого колдуна. Он до сих пор царапал мое сердце своими длинными, грязными ногтями.

– Сара Гринвуд? – послышался мужской голос сверху.

Я подняла голову и посмотрела на санитара так, как обычно глядела на незнакомых людей, которые по чистой случайности встречались мне в жизни по нескольку раз. Думаю, у многих бывали случаи, когда ты сталкиваешься с незнакомым человеком в магазине – оба потянулись за одним продуктом, – а потом вдруг через месяц заходишь с ним в один вагон метро. Вот и я посмотрела на Кевина с немым вопросом, будто столкнувшись в метро: как так получилось, что мы снова увиделись, хотя еще несколько недель назад ничего этому не способствовало? Такие встречи никогда нельзя объяснить логически. Они не поддаются никаким законам, теоремам. Словом – ничему, что можно доказать. Наверное, судьба. Не иначе.

– Да, здравствуйте. Это я, – поднявшись со стула, я протянула руку, и Кевин пожал ее.

– Надеюсь, я не сильно опоздал? – спросил молодой мужчина и сел напротив. Активный, привлекательный, с капелькой жизнерадостности и легкой, еле уловимой толикой романтизма – вот каким показался Кевин Брук во вторую нашу встречу. «Таких мужчин приятно любить, – подумала я, – они всегда отвечают нежностью на нежность и добротой на доброту. Ни больше ни меньше. Поровну».

– Все в порядке, это я раньше приехала.

– Тогда замечательно. – Кевин с облегчением вздохнул. – Не против, если я буду обращаться неформально? Просто по имени?

– Не против.

Позже мы заказали чай и овсяное печенье. Кевин, казалось, совсем забыл, о чем хотел со мной поговорить. Он без умолку тараторил о погоде, финансовой нестабильности; о притоке новых пациентов в психиатрическую больницу с паническими атаками. Я покорно все выслушала, ведь понимала: Кевину нужно время, чтобы собраться с мыслями и начать рассказывать об Эндрю. Я не ошиблась три недели назад, когда подумала, что бывший актер театра «GRIM» был ему не просто пациентом.

– Сара, прости, я тебя заговорил всякой ерундой, – извиняющимся тоном протянул Кевин. Чай в его чашке уже давно закончился. – Просто не знаю, как начать. И главное – с чего именно.

– С самого начала, – предложила я, не притронувшись ни к чаю, ни к овсяному печенью. Кевин же давно умял лакомство.

– С начала, значит. Хорошо. – Санитар глубоко вздохнул и опустил руки на колени, чуть наклонив при этом корпус к краю стола.

В тот день погода в Лондоне была до ужаса омерзительной. И стала еще хуже, когда я узнала настоящего Эндрю Фаррела. Ведь человек, с которым я разговаривала несколько недель назад, был всего лишь его тенью.

– Когда Эндрю Фаррела поместили в психиатрическую больницу Бетлем, мой отец работал в ней заведующим острого отделения, куда определяли убийц и насильников, – сказал Кевин, задумчиво глядя на пустую чашку, которую держал в руках. Белая, без рисунков. Он разглядывал ее так, будто пытался прочесть что-то. Что-то, что написали невидимыми чернилами на гладкой поверхности. – Отец отличался от персонала больницы – он был добр к пациентам, а не относился к ним, как к крысам. Главврач за это его недолюбливал. Он считал, что отец не прав и «психи» не заслуживают заботы.

В 1997 году, когда Эндрю Фаррела привезли на территорию больницы, отец проникся к нему больше всех. А примерно через восемь лет он спросил у меня следующее:

– Кевин, вот скажи мне, если бы к тебе в отделение главврач привел пациента с диагнозом «острая шизофрения», ты бы поверил ему? Не стал бы перепроверять данные? Провел бы дополнительные исследования?

– Нет, – уверенным тоном ответил я, кропя над учебниками по общей биологии. В тот год я стал первокурсником медицинского университета. – Это же главврач – он в больнице все равно что генерал в армии.

– Не всем генералам можно доверять, сынок. Некоторые и родину не прочь продать за горстку золотых, – задумчиво протянул отец.

– Почему ты так говоришь?

– Если и расскажу, то только по секрету. Обещаешь молчать?

– Могила.

– Отец рассказал, что, когда Эндрю попал в психиатрическую больницу, он был полностью вменяемым человеком. В здравом уме и светлой памяти. Да, говорил всякую ерунду о проклятиях и злых духах, но в остальном – человек без признаков шизофрении. И ведь Эндрю никого не убил, не изнасиловал. Зачем его в острое отделение? В ответ на многочисленные вопросы отца главврач пригрозил ему увольнением без возможности трудоустройства в другую больницу. Еще он запретил отцу брать у Эндрю анализы, проводить дополнительные обследования. Сказал: «В твои обязанности входит осмотр особо опасного пациента. На этом все».