Книга ДНК миллиардера. Естественная история богатых - Ричард Коннифф

Хорошая семья

Преданность семье – одна из наиболее подкупающих адаптивных черт богатых. Господь наградил нас шестью поколениями Маршаллов Филдов, четырьмя Пьерами С. Дюпонами, четырьмя Анхейзерами Бушами, тремя Генри Дж. Хайнцами, а также тем самым Фордом, именуемым Генри II, который любил глянуть в зеркало и заявить: «Я – король. Короли не ошибаются». Боксер-профессионал Джордж Форман весьма оригинально сократил процесс, назвав всех четырех сыновей Джорджами – почти клонирование.

Оптимист наверняка скажет, что у богатых просто больше свободного времени, которое можно посвятить семье. И с экологической точки зрения на этот раз все тоже выглядит необыкновенно оптимистично: приматы сильно привязаны к племени и не менее сильно привязаны к особям более высокого статуса, так что гравитационное тяготение этих двух сил должно, по словам одного приматолога, «давать кумулятивный эффект в семьях с высоким статусом и разрывать нижестоящие семьи».

Отсюда культ предков, тщательно ведущиеся родословные, регулярные встречи и остальные клановые ритуалы богатых. В одной семье на восточном побережье применяется своеобразный метод генеалогического кодирования, позволяющий с помощью номера, присвоенного каждому представителю, показать степень родства с отцом-основателем, а также определить его или ее долю семейного наследства. В ходе горячего спора кто-то из них может ненавязчиво напомнить другому: «Не забывай, я все-таки имею шестой номер».

Редко представляется возможность оценить крепость семейных связей в денежном выражении, особенно если получатели предпочитают делать вид, что этого не существует в принципе. Дональд Трамп высмеивает тех, кто получил свое состояние в наследство, будучи выходцем из «банка счастливой спермы», намекая на то, что он сам проложил себе дорогу к вершине из трущоб (на самом деле состояние его отца превышало 150 миллионов долларов). Когда Брук де Окампо опубликовала книгу «Золотая молодежь» о своих богатых сотоварищах из светского общества Нью-Йорка, она легкомысленно советовала Vanity Fair «Не называйте их аристократами, они меритократы».

Папаша Уорбакс следит за мной

Отрицание важности семейного влияния можно понять. Одним из самых мучительных обстоятельств в процессе взросления богатого человека является то, что сами богатые никогда не знают наверняка, что им принесло имя и состояние, а чего они достигли самостоятельно. Джон Д. Рокфеллер-младший однажды пожаловался, что «даже… секретарши знают себе цену. Я завидую таким людям». Впрочем, независимо от того, добились чего-то или нет дети богатых родителей самостоятельно, со стороны всегда кажется, что кто-то своевременно потянул за нужные ниточки. В глубине души мы прощаем богатым все, кроме их денег. Владелец телекоммуникационного бизнеса Ричард Ли настолько болезненно воспринимает то, что его в первую очередь знают как сына одного из самых преуспевающих магнатов Гонконга миллиардера Ли Кашин, что когда он говорит о «слово на букву „п“», то подразумевает «папа». Но все же влияние семьи трудно не заметить. Отец Ли предоставил ему 125 миллионов долларов на учреждение его первой компании Star TV, которую Ли вскоре продал Руперту Мердоку за 950 миллионов.

Когда позднее Ли столкнулся с Мердоком на аукционе по продаже Hong Kong Telecom, одной из крупнейших телефонных компаний Юго-Восточной Азии, семейные связи помогли ему получить почти мгновенно ссуду в 13 миллиардов долларов у консорциума четырех пекинских банков. Позже, когда его интернет-компания Pacific Century Cyberworks быстро шла ко дну, Ли на публике отобедал в ресторане гостиницы Shangri-La с самой значительной фигурой в деловых кругах Гонконга, тем самым непроизносимым «п». Согласно Fortune, фондовая биржа восприняла сообщение как желание отца помочь сыну: на момент открытия биржи в тот день акции Pacific Century были зафиксированы на отметке 5,375, а на момент закрытия – 5,6875, так что обед стоил примерно 671 миллион – и акции компании продолжали расти шесть следующих дней.

Богатые искренне могут забыть, какую большую роль играет в их жизни семейная репутация, до тех пор, пока она не исчезает. Одна из опрошенных Джоанн Бронфман женщин (из известной семьи), недавно вышедшая замуж, занялась общественной деятельностью и вспоминает об одной встрече:

«Там были люди из различных слоев общества… Я представилась фамилией мужа, и у меня завязался разговор еще с одной женщиной, чей муж успешно делал карьеру. В какой-то момент она сказала: „О, ваш чай остыл. Надо позвать официанта и попросить его заменить“. Я ответила: „Не стоит, у меня не настолько тонкий вкус“. Она моментально переменилась в лице: „О, я не имела в виду ничего подобного“. Неожиданно она стала проявлять повышенную заботу обо мне. Это было просто смешно, и я подумала: „Неужели ты действительно считаешь, что я нуждаюсь в заботе, подобно сиротке Энни?“ В тот момент я поняла, что причиной всему было имя. Это было похоже на то, как если бы за моей спиной постоянно стоял большой и важный человек. Я знала, что люди будут считать, что я осознаю, как действует моя фамилия. Если я приходила куда-то и была одета менее официально, чем все остальные, это означало, что они одеты безвкусно. Если моя одежда выглядела моднее, это означало, что все вокруг были одеты хуже. Мне даже не приходилось беспокоиться о подобных вещах».

Для богатых близкородственные браки являлись средством сведения к минимуму числа законных потомков и соответственно средством концентрации семейного состояния и обеспечения целостности рода. Одновременно они могли содействовать усилению генетического влияния основателя семьи, для которого оно служило своего рода заменой опеки партнера: даже если бы какому-нибудь потомку наставили рога, его наследники, благодаря кузине-жене, все равно были бы генетически связаны с отцом-основателем. Могли ли наши древние запреты на кровосмешение воспрепятствовать слишком частому заключению близкородственных браков?

Сам Чарльз Дарвин, происходивший из обеспеченной семьи, был женат на двоюродной сестре. Также и родители нынешнего султана Брунея – двоюродные брат и сестра, да и сам он женат на кузине. Одна из величайших американских династий, Дюпоны, также часто практиковали подобные отношения, чтобы, по словам одного историка, «попусту не тратить свое время (скорее, сперму) вне семьи». Основатель династии Пьер Дюпон советовал своим наследникам вступать в брак между собой для того, чтобы сохранить «целомудрие души и чистоту крови». Одна из его внучек вышла замуж за одного из его внуков, и в течение следующих ста лет остальные наследники Дюпона выходили замуж и женились на своих двоюродных братьях и сестрах еще тринадцать раз, пока семья не обеспокоилась опасностью появления генетических уродцев. Но даже в настоящее время у Дюпонов сохранилось что-то похожее на родовой обряд встреч друг с другом под Новый год, когда женская половина династии собирается в различных поместьях в долине реки Брэндивайн (штат Делавэр), а мужчины объезжают все дома, чтобы поприветствовать дам и составить о них мнение. Подруги и прочие посторонние лица, даже невесты, остаются при этом наверху, чтобы не попадаться на глаза (и даже после бракосочетания их по-прежнему иногда называют «чужаками»). Последний двоюродный брак Дюпонов состоялся в 1970-х годах, хотя в тот момент внутрисемейные союзы уже не одобрялись.