Книга Птичка для принца - Юлия Ляпина

Какой срок? Кто отец? И может ли быть так, что это его ребенок? Стиснув перила, принц глубоко вдыхал свежий ночной воздух с ароматом табака, стараясь успокоиться. Никому не станет лучше, если он сейчас кинется к хозяйке дома с обвинениями.

Зажмурившись, Ричард мысленно перебрал всю оснастку брига, прошелся по кубрикам «Морского коршуна», потом выдохнул, стряхнул с рукава невидимую пылинку и с легкой улыбкой вернулся в гостиную.

Он не совершит такой ошибки! Если ребенок его – Иржине будет труднее ему отказать, а если нет… он постарается принять ее часть, как постепенно принял Агнешку.

Дни текли за днями. Вскоре Иржине пришлось отказаться от корсетов, но Ричард делал вид, что ничего не замечает. Он лишь начал встречать герцогиню возле ее комнат, провожать по лестнице. Не давал ничего носить в руках, молча отбирая тяжелую папку с нотами, или корзинку с рукоделием, усаживал в коляску, и вынимал из экипажа, не позволяя путаться в юбках или тянуться к высокой подножке. Монахини и слуги переглядывались, но молчали. Доны по-прежнему держались в стороне.

Мерное течение сельской жизни прервал праздник. Оказалось, раз в год долина тоже затихает. Наступает тихий сезон, когда часто идут мелкие дожди, нежные растения укрывают соломой, а некоторые деревья даже сбрасывают листву. В преддверии этой тишины люди празднуют, исполняя древние ритуалы, провожая уставшую богиню-мать на долгий сон.

Слуги рассказали Иржине, как «праздник тишины» отмечали при ее бабушке, сколько готовили угощений, какая играла музыка, и чем украшали большой двор, в котором собирались жители долины.

Вдохновившись, молодая женщина привлекла к подготовке праздника всех гостей. Дон Амедео выбирал оркестр и репертуар. Дон Диего занялся украшениями, проявляя тонкий вкус и умеренность. Дон Альфредо увлекся кухней, изучая местные рецепты приготовления блюд в фиговых и виноградных листьях. А дон Каприцио оказался непревзойденным каллиграфом, и развлекал себя, подписывая приглашения для важных граждан долины.

Принц же не отходил от Иржины, снимая с ее плеч изрядное количество мелких забот. И надо же было такому случиться, что именно на празднике она вдруг осознала, что… привыкла к этому! К его поддержке, предупредительности, к тому, что он всегда где-то рядом и абсолютно не мешает ей заниматься своими делами.

При этом Ричард не потерял ни капли своей мужской харизмы. Он по-прежнему начинал утро с разминки, устроив в саду уголок из вкопанных в землю бревен, перетянутых канатами, словно снасти корабля. Перед обедом сопровождал ее верхом в долину, или фехтовал с донами, а вечером гулял с Иржиной в саду, или приглашал ее на танец, если сестра Нонна соглашалась сесть за фортепьяно.

Праздник был в разгаре, когда к принцу прискакал гонец, и он отошел от герцогини буквально на несколько минут. За это время молодая женщина успела покачнуться на прежде устойчивых каблуках, пролить на платье липкую сангрию, зацепить мантильей светильник, и наконец, разрыдаться от того, что все это случилось в такой момент, когда рядом не было никого, кто мог бы ей помочь.

Нет, благородные доны присутствовали на празднике, но дон Альфредо бродил у столов, выслушивая комплименты искусству повара. Дон Диего кружился в танце с молоденькими селянками. Дон Амедео присел на бочонок рядом с оркестром и кажется, вина в нем было уже больше, чем в бочонке. А дон Каприцио внезапно возомнил себя тореадором, и теперь бегал вокруг крупного усатого трактирщика, размахивая плащом, и громко крича:

– Торро! Торро!

Отступив в тень стены, Иржина опустилась на холодный мрамор крыльца, завернулась в мантилью и тихонько рыдала, чувствуя себя бесконечно одинокой, несчастной и никому не нужной. Тут ее и отыскал Ричард. Молча поднял на руки, прижал к себе, и понес. Куда? Зачем? Рыдающей Иржине было все равно! Она упивалась слезами, впервые за очень долгое время, разрешая себе плакать, как слабая и ранимая женщина.

Принц принес ее к себе. Иржина не бывала в отведенных ему комнатах, но ощутила стойкий мужской запах кожи, сбруи, оружейного масла и цитрусовой воды. Ричард нежно опустил ее на постель, откинул мантилью и принялся сцеловывать слезинки, не обращая внимания на ее попытки отвернуться и спрятать лицо.

– Не прячься, моя красивая, нежная, моя сладкая! – Приговаривал он, поглаживая ее плечи сквозь тонкую ткань платья.

Потом его руки забрались под юбки, заскользили по шелковым чулкам, подбираясь к самому сокровенному. Несколько осторожных движений пальцами, и тело Иржины вдруг загорелось! Ей действительно не хватала того огня, который пылал в нем, когда они оказывались вместе в одной кровати! Она торопливо вывернулась из его рук, и потянулась к пуговицам на камзоле. Он отпрянул, в момент стянул мешающую ткань, прижался поцелуем к ее горлу, торопливо обрывая застежки ее платья, чтобы обнажить грудь.

Они так спешили добраться до обнаженной кожи друг друга, что когда все же коснулись полуобнаженных тел, одновременно застонали от накрывшего их ощущения правильности происходящего.

– Прости, любимая, – шепнул Ричард, утыкаясь лбом в растрепанные волосы Иржины, – я не выдержу и минуты без тебя!

После этих слов, он подхватил ноги возлюбленной, закинул себе на плечи, прижался горячим стержнем к ее нежности, и уже собрался войти, но Иржина трепыхнулась, не давая ему навалиться себя. Отступив, Ричард благоговейно коснулся ее губами, чуть ниже пупка, а потом ловко перевернул девушку на живот, задрал юбки и прижался к ней сзади, не давая опомниться:

– Так удобно? – шепнул он, голосом искусителя, одновременно рисуя ладонями узоры на ослепительно белых бедрах желанной женщины.

Ответить Иржина не смогла, да и не захотела, просто выгнула спину, словно кошка, и потерлась о него, безмолвно призывая. Одно движение, и принц уже внутри. Она охнула от позабытого ощущения наполненности, растянутости, а он замер, стиснув зубы и прошептал:

– Не шевелись, желанная, я не выдержу!

С протяжным стоном она подалась ему навстречу, не в силах больше терпеть свой голод, и он сорвался, вцепился в ее бедра, притиснул к себе, и шепча что-то горячее и безумное, врывался в ее тело до тех пор, пока его мир не взорвался фейерверком.

Прежде Ричард легко откатился бы в сторону, притянул Иржину на свое плечо и задремал, наслаждаясь расслабленностью тела и духа, теперь же бережно перевернул ее на спину, заглянул в лицо, понимая, что опростоволосился, как несдержанный мальчишка:

– Прости, свет мой, – шепнул он, нежно целуя ее губы. – Позволь мне показать тебе звезды?

Теперь он никуда не спешил. Целовал ее губы, глаза, шею, спускался к разорванному лифу платья, стягивая черную ткань с великолепной кремовой кожи. Вместо корсета на Иржине был надет широкий кушак, поддерживающий ткань под грудью, и Ричард воспользовался этой полосой ткани, чтобы завязать Иржине глаза:

– Ничего не бойся, – попросил он, – просто чувствуй!

Ее руки ласточками опустились на его плечи, огладили горячую кожу, спустились вниз к широкой грудной клетке и нетерпеливо дернули остатки рубахи. Принц услышал безмолвную просьбу, и полностью избавился от одежды, а потом продолжил свои ласки. Грудь Иржины налилась, соски потемнели, а чувствительность стала такой острой, что ее выгнуло на остатках платья, стоило ему коснуться соска губами. Он оценил, и продолжил нежно-нежно, едва касаясь, играть с чувствительной горошиной, не забывая гладить и прижимать к себе все остальное.