Книга Азартная игра - Феликс Фрэнсис

– Бог ты мой, – воскликнула она, заглянув в кладовую, – да у нас даже мармелад есть! – Она обернулась, с улыбкой взглянула на меня. – Не помню, чтоб в доме когда-нибудь было столько еды. Повариха из меня никудышная. Я только и умею, что разогревать в микроволновке готовую еду. Но вам не следовало покупать такую уйму продуктов.

– Считай, что это плата за жилье, – сказал я.

– Ты ничего не должен мне платить, любовничек, – сказала она. Вышла из кладовой и открыла банку мармелада. – Ну, разве что любовью. – Она расхохоталась. – Правда, теперь знаю, тут без шансов.

– Прости, – сказал я.

– Перестань, – протянула она. – Клаудия такая славная. И красавица. Тебе просто повезло. – Она глубоко вздохнула. – Так что, думаю, пора мне перестать называть тебя любовничком.

В глазах Джен блеснули слезы. Я подошел и обнял ее за плечи. Что тут скажешь? И я предпочел промолчать. Просто крепко сжал ее плечи, всего на секунду.

– Жизнь довольно странная штука, – пробормотала она и отступила на шаг. – Когда я была замужем за Стюартом, хотела только одного: развестись с ним поскорей и сохранить половину его состояния. Что ж, получилось, но – знаю, это звучит безумно – теперь мне его страшно не хватает. Скучаю даже по скандалам, которые мы устраивали друг другу. А теперь наша Мария в университете, в Лондоне, и я влачу жалкое существование богатой и одинокой разведенки.

– Но у тебя же целые толпы друзей, – сказал я.

Она намазала мармеладом тост и подняла на меня глаза.

– У меня знакомых полно, а вот настоящих друзей нет. На скачках всегда высокая конкуренция, так что подружиться с кем-либо из этих людей трудно, почти невозможно. Нет, конечно, знакомых и приятелей кругом полно, тренеры и прочие, и я вижусь с ними на скачках, а вот на званые обеды в деревне меня не приглашают. Все мои друзья были друзьями Стюарта, и когда он ушел, их тоже не стало.

– Что ж, самое время начать встречаться с кем-то еще, – заметил я, пытаясь приободрить ее.

Она снова рассмеялась, на этот раз коротко и сухо.

– Это не так-то просто, найти человека, который бы удовлетворял тебя по всем статьям, вот что тебе скажу. И виной всему вы, мужчины.

– Это каким же образом? – спросил я.

– Если мужчине нужен секс, он может пойти и купить любую девчонку из тех, что стоят на углу. Или же подцепить дамочку в стриптиз-клубе, – сказала она. – А для женщины средних лет это целая проблема.

Я потерял дар речи. Я всегда считал ее заигрывания просто шуткой. Не понимал степени ее отчаяния.

– О, Джен! – воскликнул я. – Мне страшно жаль.

– Не нужна мне твоя жалость, – сказала она. Резко отвернулась и понесла банку с мармеладом в кладовую.

«Нет, – подумал я. – Ей нужна не жалость, а мое тело».

Я взял чашку кофе и мюсли и понес наверх Клаудии.

– Что-то ты долго, – заметила она, садясь в постели.

– Извини. Разговаривал с Джен.

– Она просто прелесть, верно? – воскликнула Клаудия. – Вчера утром, когда тебя не было, мы с ней долго болтали.

– О чем именно? – насторожился я.

– Да так, ни о чем. О жизни, – ответила она. – О всякой ерунде.

– Ты рассказала ей… Ну, сама знаешь о чем.

Почему слово «рак» всегда так трудно выговаривать?

– Я начала говорить, но тут вошла твоя мама, а мне пока не хочется, чтоб она знала. Потом расскажу. Сейчас не время.

– Когда – потом? – спросил я. – Теперь, мне кажется, самое подходящее время.

– Наверное, ты прав, – кивнула она. – Просто я почувствовала… – Тут Клаудия запнулась.

– Что?

– Почувствовала, что обманываю ее ожидания. Страшно не хочется, чтоб она во мне разочаровалась.

– Не говори глупостей, – сказал я. – Она тебя уже полюбила.

– Только за то, что думает, я рожу ей внуков.

– Это не так, – заметил я. Хотя, наверное, Клаудия была права.

– И она возненавидит меня, если я выйду за тебя замуж, а потом вдруг выяснится, что я не могу иметь детей. Она увидит во мне препятствие твоему семейному счастью.

Клаудия была на грани слез.

– Дорогая, – начал я, – пожалуйста, перестань себя изводить. Ладно. Если не хочешь говорить ей сейчас, не надо. Скажем как-нибудь потом.

Придется сказать, когда у Клаудии начнут выпадать волосы.

Воскресный день тянулся томительно медленно, я то и дело задавался вопросом: решился ли Бен Робертс переговорить со своим отцом, и если да, то чем кончился разговор. Но поскольку я все еще опасался оставлять мобильник включенным, возможности узнать об этом не было никакой.

Мама с помощью Джен готовила на ленч ростбиф с гарниром, по всему дому разносились аппетитные запахи. Они даже Клаудию выманили из спальни, и она спустилась к нам в халате.

– Уж и не помню, когда в последний раз в этом доме подавали настоящий воскресный ленч, – сказала Джен, когда мы уселись за кухонный стол. – С тех пор как ушел Стюарт, точно ни разу. Он сам занимался готовкой. – Она засмеялась. – А вы не могли бы остаться у меня насовсем?

К ленчу подали две бутылки купленного в супермаркете лучшего кларета, я позволил себе лишь маленькую рюмочку. Должен же кто-то оставаться в здравом уме и трезвой памяти. Затем я оставил дам – они улеглись передохнуть на мягких диванах в гостиной, – а сам пошел в кабинет Джен сделать несколько звонков.

Сперва через ее линию я получил доступ к своей голосовой почте. Мне поступило четыре новых сообщения. Все от старшего инспектора Флайта, в каждом он грозил мне арестом, если я немедленно не явлюсь к нему на допрос. Он продиктовал номер, по которому я мог связаться с ним, я записал его в блокнот, лежавший рядом с телефоном.

А вот от Бена Робертса не было ни слова. Возможно, он еще не выбрал подходящего момента переговорить с отцом.

Затем я позвонил на мобильный старшему инспектору Томлинсону, предусмотрительно набрав сперва 141, чтобы домашний номер Джен не высветился у него на определителе.

Он ответил после четвертого гудка, наверное, тоже прилег подремать и я разбудил его.

– Прошу прощения, – сказал я. – Думал, вы отключаете телефон в нерабочее время.

– Я работаю, – сказал он. – В данный момент нахожусь у себя в кабинете. Если и вздремнул, то всего минут на сорок, не больше, прямо за столом. Полночи провел на ногах.

– Праздновали что-то? – спросил я.

– Нечто в этом роде, – буркнул он в ответ. – Если это можно назвать праздником. Тут одна девица перепила и насмерть заколола своего дружка.

– Мило.

– Нет, – сказал он, – совсем даже не мило. Нанесла ему около тридцати ударов отверткой. Он истек кровью и умер. Не слишком приятное зрелище, особенно в четыре утра, когда каждый нормальный человек должен находиться в постели.