Книга Тайны Далечья - Марина Юрина

Связал испытуемого мудрый старик по рукам и ногам, а затем в омут кинул. Справился парень, силой духа одной из вод речных поднялся и воспарил. Но показалось ведуну мало. Не развязав пут, перенес он молодца на поляну да медведя свирепого на него натравил. Не сплоховал и на этот раз ученик, припомнил наставления учителя и зверя взглядом суровым усмирил. А вот третья задачка не по плечу молодцу оказалась. Приказал ведун, явно из ума на старости лет выживший, совсем уж немыслимое: камень в одиночку поднять, да такой, с каким и вся деревня вместе не управилась бы.

Опечалила мудреца немощь его воспитанника. Покачал старик головою и уж руки было поднял, чтобы на горе-ученика, как на всех его предшественников, чары дурмана наслать, да передумал… Заставил он парня лишь науку его позабыть, чтобы тот чудеса творить впредь не мог, но память о жизни в лесу оставил. Напоследок же следующее сородичам просил передать:

«Бесполезны знания без веры, которой не имеешь, бесполезен меч добротный в руке немощной! А вера же не в том состоит, чтобы перед идолами божеств поклоны бить, песни во славу предков горланить да обряды исправно справлять, а в том вера, чтобы в силы свои поверить и то творить, что остальным немыслимым кажется! Не вершатся без веры в себя ни дела малые, ни судьбы людские!»

Уже год с небольшим прошел с той поры, как Чик в деревушке знахарствовал. Принял его крестьянский люд, но, как водится, не сразу. Сначала соседи изгнать самозванца хотели, ведь не помнил никто, чтоб у бабки Марфии внучок водился. Однако бывший вор не сплоховал: кого разговорами запутал, кого кулаком урезонил, привычки прошлой жизни вспомнив, а кому и надобность в себе делом доказал. Легко раны да хвори целить, когда другой за тебя снадобья делает, а тебе лишь до сундучка дойти надобно да желание загадать. Едва зима морозная прошла да весна ранехонькая наступила, как снискал бывший вор у соседей почет и уважение. Правда, вот с девками худо совсем приходилось…

Парень-то молодой, погулять всласть охота, но кто ж со знахарем хороводы водить будет? И уж тем паче, какой родитель позволит дочурке своей о колдуне воздыхать?

Скучно и муторно тянулись дни, один на другой, как братья-близнецы, похожи. Упорно искал Чик себе развлечение, чтоб не затосковать совсем и в город опять не сорваться. Не хватало душе азарта воровского, а рукам умелым дела привычного. Пока соседи пахали да сеяли, тихо было в округе, а хвори с болячками, как назло, людей стороной обходили, и знахарь новый без дела днями просиживал. Подлатал от скуки парень крышу, крылечко новое смастерил да ограду поправил. Понравилось Чику руками работать, уж тешил себя задумкой новый домишко поставить, да только соседи вновь зашептались утайкой, дескать, какой он знахарь, коль дни не в ворожбе, а в трудах мужицких проводит? Считали людишки, что раз колдун, значит, белоручка-лентяй, работой тяжкой брезгующий. В общем, пришлось отказаться знахарю от своей затеи и долгие дни напролет в избенке сиднем просиживать.

Раззавидовался Чик бабке Марфии черной завистью. Легко было покойной прабабке дни в одиночестве коротать, ведь большую жизни часть она сама зелья варила, а это не забава, труд хлопотный. Хоть и висели еще по стенам избы пучки засушенной зелени, хоть и пылились под лавками котелки старые да глиняные черепки с остатками мазей пахучих, но бывший воришка к ним не притрагивался. Не ведал он таинства трав целебных, и некому было его науке премудрой обучить. Впрочем, как знать, быть может, когда-нибудь житель лесной за

просвещение его и взялся б… Теша себя надеждой такой, перебрал Чик все пучки сухие, да запомнив, как растения выглядят, в лес за травою новой отправился. Нарвать, перебрать да высушить – дело нехитрое, на такое любой неуч способен, а когда время обучения придет, у него под рукой запасы солидные будут.

Встал парень как-то раненько, проблуждал до полудня в чаще лесной, да только все зря. Слишком рано пошел: хоть снега давно сошли, но трава нужная еще не выросла. Расстроился Чик, собрался было домой, но тут как-то нечаянно на полянку забрел, где они с ведуном возле костра грелись да разговоры вели. Тихо было вокруг. Мерно раскачивался над костровищем затушенным котелок, дождевою водой наполненный, да и из избы заброшенной ни шороха не доносилось. Лишь старый волк, на крыльце лежащий, которого Чик сразу и не приметил, недовольно порыкивать начал, как старик беззубый тихо заворчал, но гостя незваного трогать не собирался.

Поглядел Чик на зверя хищного впервые по-новому: без страха, с легкой опаской. Тот же фыркнул презрительно, лениво поднялся и, на прощание хвостом чужаку помахивая, медленно прочь побрел, да далеко не ушел: лег на траву молодую под ближайшим деревом, растянулся на земле в струнку и, морду на лапы положив, вновь задремал.

Догадался тут Чик, что ушел ведун, покинул лесную обитель, но не насовсем, вскоре вернуться должен был, поскольку сторожа грозного оставил. А кроме того, понял парень, что волк матерый его за своего принял, и тем, что крыльцо покинул, знак ему подал, дескать, если хочешь, зайди, но только не озорничай, я тут, я за тобой вполглаза приглядываю.

Отвык уже вор в дома захаживать, когда хозяева в отлучке, но раз сторож вроде бы не против, решил все же зайти. Сделал Чик шаг осторожный, затем другой, третий и на крыльце оказался. Волк не только мордой в его сторону не повел, но даже щелочек глаз не приоткрыл.

Избушка оказалась совершенно пустой, в ней даже печки не было, лишь кровать да стол со скамьею… От пыли у парня в ноздрях зачесалось и чих напал. Видно, давненько ведун жилище свое покинул, дней десять назад, а то и раньше. Нечего было внутри смотреть, нечего было взять, окромя грязной ложки да миски с остатками похлебки, над которой даже мухи кружить брезговали. Вот только на кровати ворох свитков берестяных лежал. Подошел Чик, взял один осторожно, на дверь косясь, как бы волк не насторожился такому бесчинству и на него не набросился. Однако зверюга лесная на пороге не появилась, значит, можно было свиточек и развернуть. Зашуршала береста старая, во многих местах потрескавшаяся, глянул Чик на грамоту и ахнул… Рисунки там были, рисунки растений, которые он этим утром собирать подался, а также надписи мелкие, где какие травки растут и в какое время их появления ожидать надобно. Подтвердилось предположение парня, рановато он в лес заглянул, поскольку самая ранняя травка, соковица, лишь дней через двадцать из-под земли появится.

Сгреб Чик все свитки в корзинку и с опаской за порог ступил. Все еще побаивался бывший вор, что на него сторож клыкастый набросится, но напрасно привычка из прошлого ему душу терзала. Волчина хоть глазищами желтыми на него пристально и таращился, но не бросился, даже вслед для порядку не зарычал, а как знахарь поляну покинул, так же лениво с травы поднялся и на крыльцо, где прежде лежал, перелег.

С тех пор нашел себе Чик занятие достойное, за каким не только дни уже недолгие, но и ночи темные коротал. Как будто знал прежний хозяин, что новичок в знахарском деле к нему в гости пожалует, будто специально оставил хитрец для него свитки, все как один о растениях лесных. И вот что странно, чему не раз Чик дивился: были они словами простыми написаны да нынешними буквами, а не уже давно позабытыми знаками, какими древние предки дальчан письмена составляли.