Книга Прóклятое золото Колымы - Геннадий Турмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валерия Мацкевич, сестра милосердия Военно-морского госпиталя, одной из первых оказалась на борту крейсера «Громобой», прибывшего в бухту Золотой Рог после боя. Увидев брата Дмитрия живым и невредимым, облегчённо вздохнула и принялась за привычную работу по оказанию помощи раненым.
У Валентина Пикуля есть интересная книга «Крейсера». Когда-то я залпом, в один присест, буквально проглотил её, неоднократно перечитывая и переживая за судьбы выдуманных и невыдуманных героев, за моряков с крейсеров Владивостокской эскадры и жителей Владивостока того времени. Если вы не читали этот роман, то многое потеряли…
По мотивам этой книги народный артист РФ Ефим Звеняцкий поставил спектакль «Крейсера», имевший успех не только в родном городе, но и в Москве.
В одном из интервью Е. Звеняцкий сказал: «Готовить спектакль помогали нам бывший ректор ДВГТУ капитан 1-го ранга Геннадий Турмов… и капитан 1-го ранга Владимир Пискайкин. Турмов исторически исследовал мотивы, крейсера, море, Японию. А Пискайкин учил строить, отдавать команды, правильно подавать сигналы с помощью флажков…»
В одном из проспектов к спектаклю были приведены и мои слова:
«Мы снабдили режиссера-постановщика ещё и нашей, местной литературой, освещающей события Русско-японской войны. На протяжении многих лет я занимался историей Владивостокского отряда крейсеров, в частности историей крейсера «Рюрик». Издал книгу «От «Рюрика» до «Советского Союза», занимался организацией экспедиции на место гибели крейсера – с видеоматериалами этой экспедиции мы также познакомили создателей спектакля.
Театральные «Крейсера» словно бы напитывались тем новым, что было наработано по теме «Рюрика» местными историками. Ведь в романе и в спектакле вымышленных героев немного. Даже мичман Панафидин, к примеру, имеет свой прообраз. Его прототипом мог служить Борис Хрущёв, тоже мичман, изучавший японский язык в Восточном институте. Мы много говорили о нём с исполнителем роли Панафидина Валентином Запорожцем[45]. Он очень увлёкся этим самым Хрущёвым. Роман ведь не сценичен: диалогов как таковых нет, психологической проработки тоже. Но когда ты смотришь спектакль, возникает ощущение, что исполнители приняли сюжет «Крейсеров» близко к сердцу».
Историю этого санитарного поезда можно прочитать по фотографиям из альбома, приобретённого мной в Москве у знакомого коллекционера и переданного в Дом музеев ДВГТУ.
Тяжеленный альбом в матерчатой, местами вытертой до картона обложке и без форзаца состоит из 37 листов слоёного картона, на которых с каждой стороны наклеено по 3–4 фотографии, частично выцветшие, частично хорошо сохранившиеся. Многие из них снабжены подписями, сделанными фиолетовыми чернилами. Несмотря на то, что часть букв и целых слов в подписях расплылась от воздействия времени и влаги (за сто лет в каких только переделках не побывал, по-видимому, этот альбом), и на то, что выполнены эти подписи были в 1904–1905 гг., т. е. по правилам грамматики того времени, мне удалось «расшифровать» многие из них.
Первая фотография в альбоме снабжена подписью «Станция Атабалин 30.III.1904 г.». Далее следуют виды и жанровые сценки, групповые фотографии докторов и медицинских сестёр по пути следования поезда через Сибирь, озеро Байкал, первые станции КВЖД. «Погрузка» и «выгрузка» раненых в Харбине, Мукдене, Хабаровске, Бурятии… Сохранились портреты медицинских сестёр и даже их фамилии: В.И. Вознесенская, А.И. Розворович, М.М. Бочкарева, В.Р. Вовосевич и другие.
И вот наконец Владивосток, групповые снимки личного состава на фоне железнодорожной станции, виды города, бухты Золотой Рог и кораблей Владивостокской эскадры. Затем снова Амур, Хабаровск и фотографии раненых с указанием фамилий и кратким описанием ранений. Особенно колоритна фотография казаков Алелекова и Карадитских в нижнем бельё и с Георгиевскими крестами на рубахах. Затем снова фотографии в Китае (Мукден): «погрузка» и «выгрузка» раненых…
Просматривая фотографии, я думал о том, что фотоальбом санитарного поезда № 3 – свидетельство самоотверженности врачей и сестёр милосердия, а также бессмысленности и жестокости войны.
Вероятно, в разгрузке во Владивостоке санитарного поезда № 3 принимала участие и сестра милосердия Валерия Мацкевич. Отыскать её фотографию в альбоме пока не удалось.
Однажды, по случаю установления дружественных отношений с зарубежными вузами, в частности, с Китайским университетом, мы вылетели в командировку в город Харбин. Он почему-то по-английски назывался Наrbin Normal University, a на самом деле был педагогическим институтом.
Из представителей вузов я был в гордом одиночестве, остальные члены делегации были москвичи – писатели и журналисты. Один из них собирал материалы для книги о русском генерале Лавре Корнилове и атамане Григории Семёнове, другие выполняли специальные редакционные задания своих изданий. Короче, все они хотели прикоснуться к истории и почувствовать атмосферу русского Харбина конца XIX – начала XX в., когда здесь пролегала полоса отчуждения КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги). Нас разместили в университетской гостинице, у входа в которую по старой китайской традиции были установлены скульптурные изваяния львов. По-китайски слово «лев» переводится как «ши-цза». Вообще эти «охранники», отгоняющие своим неслышным рычанием и свирепым видом злых духов и всякую другую нечисть, устанавливались и устанавливаются у более-менее значимых зданий по всему Китаю, и несть им числа. Хотя в древние времена каменные и бронзовые изваяния фантастических львоподобных существ ставились только на кладбищах, у ворот императорских дворцов и у храмов.
Кстати, и у входа в главный корпус нашего университета во Владивостоке[46], где учился и я тоже в своё время, застыли базальтовые львы, сработанные китайцами в Х в. и установленные в этом месте в 1907 г., когда в здании размещался Восточный институт. Как они оказались во Владивостоке – доподлинно неизвестно до сих пор. То ли это был подарок китайского губернатора, то ли военный трофей. Рассказывают, что их было две пары. Одна задержалась пара во Владивостоке, а другую разлучили: льва оставили в Хабаровске, а львицу переправили в Петербург.
В своё время я часто бывал в Ленинграде по служебным делам и даже докторскую диссертацию защищал в Военно-морском училище имени Дзержинского, располагавшемся в здании Адмиралтейства.
А впервые я попал в Ленинград студентом на конструкторскую практику, участвовал в проектировании первого парома для линии Владивосток – остров Русский. Остановиться мне было где: на Петроградской стороне, на проспекте М. Горького, жила старшая сестра моей жены. Светлана приехала через несколько дней в отпуск (тогда она уже работала, а я заканчивал вуз).