Книга Дурман для зверя - Галина Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Милютин дернул головой, будто поймав от меня по челюсти, но тут же справился с собой, прикрывшись лживо-печальной гримасой.
— Прискорбно, конечно, но это ошибки прошлого, типа, с кем не бывает. Зато у меня сколько угодно времени в будущем, чтобы перекрыть все плохое плюсами ожидающего ее нового счастливого существования. Щедростью и роскошью можно запросто стереть все старые горести, а я намерен быть очень-очень щедрым и буквально утопить мою девочку в роскоши. — Она моя девочка, ублюдок! Моя! Ничья больше! — А вот у тебя такой возможности уже не будет, Уваров, а ты ведь ее захочешь. Как ничего в своей жизни не хотел захочешь. Но хрен ее получишь! Запомни это хорошенько.
У меня все прямо перед глазами залило багровым, когда он развернулся в сторону входа в подвал и позвал:
— Аяна, доченька моя, выходи!
— Аяна, не смей! — рявкнул я и рванулся, но волки навалились еще сильнее.
И едва не заревел, совсем не от боли в почти ломаемых ими костях, а от того, что чертова кукла ослушалась меня и появилась-таки в дверном проеме. Все еще в одном лишь полотенце, но с самым большим ножом в одной руке и со сковородой в другой. Когда только успела на кухню прошмыгнуть и вооружиться. Тощая, бледная, но умопомрачительно воинственная и сжигающая всех одновременно перепуганным и дерзким взглядом. Господи, а вот это действительно больно, смотреть на нее такую, не то что какие-то трещащие кости. Больно от восхищения и в тоже время бессилия защитить.
— Аяна, я велел тебе спуститься! Не смей выходить! Я запрещаю!
— О, надо же! — Голос Федора стал едва ли не вкрадчивым журчанием, а проклятая рожа засияла доброжелательством высшей пробы, хоть он и продолжил цедить яд в мою сторону. — Ты позволяешь себе отдавать ей распоряжения? Забыл, Уваров, что по древним обычаям только у меня право ею командовать? Идем, дочка, я тебя забираю.
Аяна переступила босыми ступнями, расставляя ноги и будто подыскивая лучшую позицию для обороны, и с тревогой зыркнула на меня. Детка, тут твое кухонное оружие не поможет, а я никчемное сейчас чмо, у которого уже плывет перед глазами и мышцы превращаются в вареную лапшу. Но я что-нибудь придумаю.
— Ни хрена подобного! Моя девушка никуда с тобой не идет!
— Ты этого не решаешь, метаморф.
— Ты тоже. Ты обрюхатил ее мать и бросил, не сподобившись побеспокоиться за двадцать лет ни разу. Так что черта с два ты станешь ею распоряжаться! Аяна, иди вниз и жди меня!
— Вы кто? — без всяких церемоний спросила Аяна, указав на Милютина ножом.
— Твой отец, я же сказал, — спокойно ответил Федор, опуская протянутую к ней руку.
— Это правда? — глянула моя мультяха на меня.
— Конечно правда! — ответил волчара, смещаясь и перекрывая ей обзор. — И посмотри, какая ты у меня красавица выросла!
Не твоими заботами выросла, псина! И не у тебя она красавица, а у меня! Моя!
— И где же ты был, отец?
Да, господи, да, Аяна! Молодец, девочка, правильный вопрос!
— Ты хоть прикрыться чем-нибудь не хочешь? — прошипела я, пялясь на удаляющуюся задницу Захара. Между прочим, новый для меня вид, с тыла его рассмотреть как-то не пришлось ни разу толком. Ох и плечи у него все же… ямки над твердыми ягодицами… и мышцы спины… как упругие длинные выпуклые ленты-змеи, хищно скользящие под гладкой кожей… А бедра с таким рельефом мускулов, будто этот засранец по утрам приседает с легковушкой на плечах… Тело не мальчишки и даже не парня. Мужика. Самца. Тело, чей обладатель исключительно точно знает, как управлять моим, каждым нюансом его наслаждения, отнимая у меня всю власть над собой.
Эй, я им любуюсь? Серьезно? И это сейчас, когда, кажется, у меня сил едва хватает, чтобы сохранять вертикальное положение от многочасового кошмара-измождения, хотя и все время чудится, что там, под этой вкрай измотанной оболочкой, бушует поток энергии, ищущей выход. Однако, озарение было ярким, как молния, и чересчур очевидным, чтобы прикинуться непонимающей идиоткой. Да, я не просто пялилась на моего котоволчару, я им любовалась. Дурость невыносимая, но такое ощущение, что за последние часы я окончательно сбрендила, что нисколько не удивительно, и проклятущий мой захватчик, не взяв меня ни разу в примитивном плотском смысле, умудрился просочиться, вторгнуться в меня на абсолютно новом уровне. Туда, где жили мои к нему внезапные чувства, которых быть не должно в принципе.
— Посторонних здесь не бывает, — зыркнул на меня Захар вполоборота, — а голым оборотнем тут никого не смутишь. Скройся с глаз, я сказал.
Я подчинилась, спустившись на кое-как держащих ногах, плюхнулась на тюфяк. Оборотнями… опять. Нет, ну реально? И эта жуть с руками-лапами мне не приглючилась? Ну могла же, да? Наболтал мне всего такого перед сном, вот и посетили такие мороки.
Жуткий грохот, от которого содрогнулся весь дом, заставил меня вскинуться, забывая пока о всякой мистической белиберде. Метнулась обратно к лестнице, прислушиваясь к рычанию и звукам ударов, что однозначно говорили о борьбе наверху. Ну и что мне делать? Кто это мог быть? У Захара есть враги, и они нашли нас здесь? Насколько все плохо, и что будет со мной? Я же здесь в ловушке — другого выхода нет. Так что, прорываться? Помочь ему? Совсем крыша поехала, Аяна? Да что ты можешь? И с какой стати? Только потому, что чертов волкокот — уже знакомое зло и прямой угрозы не представляет, а пришельцы как раз могут быть опасны? Или просто потому, что у меня все внутри леденеет от страха… не за себя? Да гори оно!
Взбежав на цыпочках по лестнице, я расслышала чужой мужской голос, с которым Захар спорил явно на повышенных тонах, но из-за панического грохота крови в ушах слов разобрать не могла. Ну, по крайней мере, Захар жив, если способен еще с кем-то ругаться.
По ногам потянуло прохладой, принесло новые запахи, среди которых на удивление затесался и один очень привычный. Но мешанина была такой крутой, что я не смогла сразу сообразить, кого обоняю. Скользнув на кухню, принялась шарить по ящикам в поисках хоть какого-то оружия. Нашлась увесистая такая чугунная сковородка, и я выбрала самый здоровенный тесак среди ножей. Одежды, блин, никакой, так что обмоталась полотенцем потуже и хорошенько заткнула его угол за край на груди. Что поделать, нищим выбирать не приходится, и, крадучись, двинулась в сторону гостиной.
Послышался снова шум борьбы, сопровождаемый какими-то мало напоминающими человеческие звуки, и сквозить стало сильнее, затопало как будто целое стадо. Божечки, вот это я влипла! За спиной каменный мешок, впереди толпа не пойми кого, явно не чайку попить явившихся к Захару. Но как-то не по-людски просто бежать и бросить кого-то в беде. Даже если этот кто-то тебе никакой не друг и твердит, что и ты, типа, не человек. Придурок!
— Аяна, доченька моя, выходи!
Что, блин?! Какая еще «доченька»? Голос отца я знаю, и это уж точно был не он, не говоря о том, что отродясь доченькой меня не называл. Приблудой, поганкой неблагодарной, дрянью, захребетницей…