Книга Паруса и пушки - Александр Бушков

Елизавета разбила мятежников и установила полный контроль над Диким Севером, введя там ту же администрацию, что и в остальных графствах. И тем не менее только в следующем столетии, лет через двадцать после ее смерти, знатные и богатые люди стали строить обычные дворцы, а не укрепленные замки – наследие прошлого изживалось долго и нелегко…

При Елизавете укрепились и расширились англо-русские отношения, как дипломатические, так и торговые. Причем установлены они были, как иногда в истории случается, в результате чистейшей воды авантюры – но послужившей исключительно на пользу (с авантюрами иногда оборачивается и так).

В 1553 г. несколько лондонских купцов снарядили и отправили в плавание три корабля под командованием опытного капитана Ричарда Ченслера. Перед ними стояла задача, считавшаяся тогда вполне реальной: добраться до Индии мимо северного побережья Азии. (Тогда, да и гораздо позже, в XVIII в., считалось, что этот путь свободен ото льдов – но пройти его в одну навигацию и наладить регулярное сообщение удалось только при Сталине, когда была создана мощная организация «Севморпуть», Северный морской путь.)

Экспедиция Ченслера наткнулась на льды, команды двух кораблей погибли от голода и холода. Третий, под командой самого Ченслера, добрался до русского побережья, «открыв» доселе неизвестный англичанам Архангельск. Тут-то Ченслер, немного осмотревшись, и устроил авантюру. У него было при себе написанное на нескольких языках послание юного короля Эдуарда Шестого, адресованное не конкретным иноземным властителям, а тем, какие Ченслеру встретятся (кто именно встретится, в Лондоне толком и не знали, европейцы тогда плавали уже в Индию, и кое-что слышали о Китае, но остальные страны Юго-Восточной Азии оставались для них «терра инкогнита»). В этой грамоте писалось лишь о просьбе ко «всем иноземным королям» вступить в торговые отношения с Англией. Однако Ченслер, видимо, убедившись, что среди языков, на котором написано королевское послание, нет ни одного, знакомого русским, предъявил эту внушительного вида бумагу с королевской печатью и заявил, что он полномочный английский посол.

(Я так и не доискался, на каком же языке Ченслер сумел объясниться сначала с архангелогородцами, а потом с Иваном Грозным и его боярами. Но ведь сумел как-то… Последующая дипломатическая переписка меж Московией и Англией велась обеими сторонами на итальянском, польском и греческом, знатоки которых имелись и в Лондоне, и в Москве. Но в королевской грамоте не было написанных на одном из них частей – иначе Ченслера не приняли бы за посла.)

А его за посла и приняли – должно быть, очень эффектно смотрелась королевская грамота. Иван Грозный, заинтересовавшийся открывавшимися возможностями, вручил Ченслеру ответное послание английскому королю. Ченслер отправился с ним в Англию, прожив до того в России несколько месяцев. Прибыв на родину, он узнал, что Эдуард умер и королевством правит Мария Тюдор. Отправился к ней и чистосердечно покаялся в самозванстве, передав послание Грозного.

Мария на него нисколько не рассердилась, понимая, что эта авантюра пошла исключительно на пользу делу. Наоборот, официально назначила Ченслера послом в Россию, куда он и поплыл в 1555 г. А перед этим написал книгу, и сегодня ценную для историков, – «О великом и могущественном Царе Русском и Великом Князе Московском».

В Москве Ченслера встретили с почетом и, когда он собирался возвращаться назад, направили с ним боярина Осипа Непею, московского посла в Лондон.

На обратном пути один из кораблей потерпел крушение, при котором погибли и Ченслер, и его сын. Непея спасся и добрался до Лондона и был любезно встречен Марией, предложившей Грозному «братскую любовь и крепкую дружбу». Она разрешила московским купцам продавать в Англии русские товары беспошлинно и предоставила здание в Лондоне под «торговый дом».

Елизавета, как уже говорилось, дипломатические и торговые отношения расширила и углубила. При ней была создана Московская торговая компания – Московское царство заинтересовало лондонских купцов как перспективный рынок для английских товаров. А также как поставщик мехов – Сибирь русские тогда еще не завоевали, но Казань взяли и через нее наладили поставку соболиных, лисьих и бобровых шкурок.

Непреходящей головной болью и для Ивана, и для Елизаветы была схожая проблема: заговоры, плетущиеся против них знатью. Одно время отношения меж Грозным и боярами (которых он долго и старательно ломал через колено так, как позже кардинал Ришелье начнет ломать через колено своих буйных и своевольных «бояр») обострились настолько, что он всерьез подумывал уехать из России как раз в Англию. Даже перевез казну в Вологду, поближе к Архангельску. И предложил Елизавете заключить письменный договор, по которому один из монархов при необходимости мог получить «политическое убежище» в стране другого. Елизавета по каким-то своим причинам от такого договора отказалась, но попросила своего посла передать царю на словах, что он в случае серьезных неприятностей всегда будет для нее желанным гостем.

Потом отношения ненадолго испортились. Воевавший тогда с Польшей и Швецией Иван Грозный предложил Елизавете заключить военный союз против этих держав и продать ему пушки и ядра. Английская артиллерия в то время была самой передовой – благодаря тем самым кулевринам, отливавшимся голландскими оружейниками, бежавшими в Англию чуть ли не в полном составе. Елизавета отказала и в том и в другом. По весьма существенным причинам: ей не хотелось заполучить новых противников, хватало забот с Францией и Испанией.

Не на шутку рассердившийся, Грозный отправил Елизавете свое знаменитое послание, выдержанное отнюдь не в дипломатических тонах и сохранившееся для истории. «Мы чаяли того, что ты на своем государстве государыня и сама владеешь и своей государственной честью смотришь, а ты пребываешь в своем девическом чину как есть пошлая девица, и правят у тебя мужики торговые». Слово «пошлая» своего нынешнего смысла тогда не носило и означало что-то вроде «особы простого звания». Другими словами, не королева ты, а мужичка, и всем у тебя заправляют купцы.

Потом отношения наладились. Потом опять испортились, на сей раз по причинам не военным, а где-то даже и романтическим. Иван Грозный посватался к родственнице Елизаветы, графине Марии Гастингс, но ему, как говорят украинцы, «вынесли гарбуза», что у наших южных незадачливых соседей означает категорический отказ. Причины не вполне ясны. Вряд ли за отказом стояла Елизавета – графиня Гастингс была довольно дальней ее родственницей, прагматично выражаясь, не особенно и нужной в хозяйстве. Предполагают, что отказ исходил от самой Марии, то ли испугавшейся ехать в далекую загадочную страну, где, говорят, медведи ходят по улицам, то ли прослышавшей, что tsar Ivan суровостью характера не уступает Генриху Восьмому и опасалась такого жениха; как бы там ни было, по дипломатическим каналам из Лондона сообщили примерно через год, что Мария Гастингс больна и слишком слаба для столь далекого и опасного путешествия.

Грозный, заподозрив, что это просто отговорка, вызвал английского посла Боуэрса и, называя вещи своими именами, форменным образом пронес по кочкам. Что позже привело к очередному дипломатическому скандалу: Боуэрс, должно быть, был злопамятен. Покидая Россию уже вскоре после смерти Ивана Грозного с грамотой Елизавете, написанной уже от имени нового царя Федора Иоанновича, в Холмогорах посол взял да и выбросил ее под забор. Поступок для профессионального дипломата, мягко скажем, экстравагантный. Горожане (а может быть, «пасшие» Боуэрса русские агенты) грамоту подобрали и отнесли властям.