Книга Шелк и тайны - Мэри Джо Патни

Росс удалился вместе со своим хозяином, спиной чувствуя испепеляющий взгляд явира. «Не надо быть слишком проницательным, чтобы понять, что этот человек весьма опасен: судя по выражению его лица, он способен принять взятку, а потом обвинить давшего ее в измене».

Они шли по парковой дорожке, и Абдул Самут Хан, грациозно взмахивая руками, обращал внимание гостя на цветы.

— Есть старинная персидская пословица, быть может, вы ее знаете? «Если у вас есть две буханки хлеба, продайте одну и купите гиацинт».

— Я ее слышал. Очень мудрая поговорка, — ответил Росс, гадая, что у наиба на уме. Вряд ли он решал философские проблемы.

Сад занимал огромную территорию, и когда они удалились на почтительное расстояние от дворца, наиб как-то разом подобрался. Повернувшись к Россу, он с жаром заговорил:

— В доме я не мог говорить свободно, ибо бухарцы — нация шпионов. Рабы подглядывают за хозяевами, уличные мальчишки выдадут любую информацию тому, кто им заплатит, мужья не вольны высказатъ свои мысли женам в постели, не опасаясь быть услышанными. Я персиянин, вы знаете, у меня есть враги, ибо многие завидуют моему влиянию на эмира. По этой причине я должен быть вдвойне осторожен, но должен сказать вам, что казнь вашего брата была ужасным деянием. Он был совершенно безгрешен, не совершил никакого преступления, а его приговорили к смерти.

Наиб невинными глазами посмотрел на своего гостя, и Росс мгновенно почувствовал, что доверять ему нельзя: «Возможно, мой хозяин искренне считает, что Иана казнили по ошибке, но он находится на службе эмира. Нельзя забывать об этом».

— Смерть Иана очень опечалила меня, — сдержанно произнес Росс, — но из ваших слов следует, что казнь явилась результатом недоразумения, а не дьявольских происков.

— Я пытался отговорить эмира, предлагал ему пятьдесят тысяч дукатов за освобождение Камерона, однако Насрулла ответил, что майор — шпион, а шпион должен умереть. — Абдул Самут Хан украдкой поглядел на Росса. — Я небогатый человек и, заплатив такую сумму, наверняка разорился бы, но я не сомневался, что королева возместила бы мне ущерб. Как вы думаете, жизнь его стоила пятьдесят тысяч дукатов?

— Оценить человеческую жизнь невозможно, но я знаю, что мое правительство ни за что не заплатило бы такую сумму, — твердо проговорил Росс. — Это сочли бы выкупом, и стоило только раз согласиться, как это повсюду в мире поставило бы под угрозу жизнь и свободу любого английского путешественника.

Наиб, казалось, был немало озадачен такими доводами и тем не менее все же рискнул спросить:

— Но если не королева, может быть, семья Камерона оплатила бы свободу майора?

Росс покачал головой: разговор о деньгах тревожным звоном отдавался у него в голове.

— Камероны принадлежат к старинному роду, они блестящие воины, но семья их небогата. Даже если бы они захотели, то все равно не смогли бы заплатив такую громадную сумму.

Абдул Самут Хан, похоже, был разочарован.

— Но ведь вы лорд, а он был вашим родственником, и наверняка ваши родные могли выкупить его и вернуть домой, как поступили бы, если бы в плену держали вас.

Росс понял, что они добрались до главного. По всей видимости, наиб хотел узнать, во сколько можно оценить жизнь Карлайла. «Что ж, придется лгать», — решил он.

— Если бы меня посадили в тюрьму, то мои родственники оплакивали бы меня, но не стали бы пытаться купить мне свободу, ибо решили бы, что на все — Господня воля. Я далеко не единственный сын, и мой отец счел бы несправедливым разорить остальных детей ради спасения моей ничтожной жизни.

Наверное, он говорил весьма убедительно, поскольку наиб разочарованно вздохнул:

— Жаль. — Потом он лукаво прищурился. — Говорят, Насрулла, став эмиром, некоторое время поступал по справедливости и был религиозен, но потом стал тяготеть к жестокости и мальчикам-танцорам. Он как бородавка на заду Туркестана. Хорошо бы британское правительство прислало войска в Хиву и Коканд, чтобы те убедили ханов выступить против Бухары. А если королева даст скромную сумму денег, например двадцать или тридцать тысяч дукатов, то и я, главный артиллерист, окажу поддержку при вторжении.

От этих слов Росс насторожился еще сильнее: «Может, наиб пытается спровоцировать меня на неблаговидный поступок, а может, желает продать себя подороже. В любом случае доверять ему нельзя».

— Я не являюсь официальным представителем всего правительства и приехал сюда не для того, чтобы подстрекать к бунту против эмира Бухары. Я всего лишь интересовался судьбой своего брата и теперь вполне удовлетворен.

— Вы не доверяете мне, правда? — проницательно заметил Абдул Самут Хан. — Правильно, мудрый человек всегда осторожен. Но я был другом майора Камерона. Смотрите, он собственной рукой написал благодарность за все, что я для него сделал. — Он сунул руку в халат, извлек листок бумаги и вручил его Россу.

Росс почувствовал, как у него от ужаса пробежали мурашки по спине. На бумаге неровным, но узнаваемым почерком Иана было начертано: «Я пишу этот документ, чтобы удостоверить, что наиб Абдул Самут Хан оказывал мне добрые услуги». Перечислив благодеяния наиба, Иан закончил словами: «Я, Иан Торквил Камерон, подписываю это в Бухаре, четырнадцатого сентября 1840 года от Рождества нашего Господа Иисуса Христа».

Письмо от мертвого человека. Слегка дрожащими руками Росс, сложив бумагу, вернул ее наибу.

— От имени родных майора и сам я выражаю вам глубокую признательность за все, что вы для него сделали.

Абдул Самут Хан мрачно кивнул.

— И так же, как я был другом ему, я буду другом и вам.

«Может быть», — подумал Росс. Однако несмотря на слова наиба, он не торопился доверять ему.

После того как Росс ушел на встречу с наибом, Джулиет отправилась на поиски съестного. В конце концов она нашла кухню и примыкавшую к ней комнату, где обедали слуги. Реза уже был там и радостно поздоровался с ней. Кроме Резы, Джулиет не разговаривала ни с одним из слуг, она просто съела хлеб, выпила чай и ушла. Как всегда, к ней присматривались с любопытством, но она проигнорировала все попытки завязать с ней разговор, и к ней больше никто не приставал.

Настоящие испытания начались, когда она покинула главные ворота домовладения наиба и вошла под арку.

Вооруженный мечом и копьем охранник мгновенно заступил ей дорогу и пролаял:

— Стой!

Джулиет остановилась, но не отступила. Опустив руку на рукоятку кинжала, она уставилась сверху вниз на охранника, который был на несколько дюймов ниже ее, и спросила на своем гортанном персидском:

— Я что, пленник?

Охранник замялся, не зная точно, каков статус этого тарги. Потом, видимо, решив, что дикий слуга ференги ничего особенного собой не представляет, он отступил в сторону.

Не оглядываясь, Джулиет с важным видом направилась по улице, словно давно знала, куда идти. Салех нарисовал ей карту города, отметив главные улицы и строения, и теперь ей хотелось как можно быстрее сориентироваться. К счастью, ярко-бирюзовый купол главной мечети оказался прекрасным ориентиром, и она двинулась к Регистану.