Книга Чужой муж - Елена Арсеньева

Чокнулись, выпили…

Ну что было дальше делать? Только целоваться!

Наташа мурлыкала какую-то чушь. Мол, приехала на пленум исключительно потому, что узнала: здесь будет Родион Камышев, – однако он не обольщался насчет ее искренности. Если думает, что заморочит ему голову, – значит, еще глупее, чем кажется. Давалка – она давалка и есть. Так пусть дает!

Уже в постели Родион потянулся было выключить свет, но Наташа с вызовом рассмеялась:

– Да пусть горит!

Лампочка осталась включенной, хотя потом Наташа понять не могла, почему ее любовник все время оставался с закрытыми глазами.

Может, свет их резал?

* * *

Месяца два Родион чувствовал себя отлично. Они с Наташей продолжали встречаться, когда у него случались командировки в областной центр. Иногда она звонила, говорила, что готова приехать к нему в Ветровск. Однако это было бы глупо и неосторожно. Родион отказывался… Но постепенно понял, что отказывается не только потому, что осторожничает.

Ну да, каждая встреча с Наташей была попыткой потешить больное самолюбие – и как бы местью Лиле. Однако что за нелепость – мстить человеку, который даже не подозревает об этом! А чем Наташа превосходила Лилю, чтобы могла утешить это самое больное самолюбие? Да ничем. Расчетливая, хитрая, недалекая… Ну, правда, очень жадная до ласк… Но ведь и Лиля была такой жадной, пока Родион однажды не разрушил все, что между ними было, сам!

Странные штуки творила с ним эта неутихающая любовь. Камышев уверял себя, что имеет право на все – и делал все, что хотел! – потому что Лиля виновата перед ним. Однако все чаще чувствовал виноватым себя. Снова себя! И не мог, хоть кол на голове теши, избавиться от этого ощущения.

Камышев не наезжал в Дом с лилиями и с женой не виделся ни разу, да и ее родственники держались от него в стороне. То ли осуждали, то ли вмешиваться не хотели. Родион, конечно, позвонил тестю, чтобы выразить соболезнования по поводу гибели Кости, но и все – больше они не общались.

В первое время он приезжал к Шульгиным и забирал Киру, чтобы погулять с ней, сводить в кино или в цирк, который она обожала. Таисия Александровна была очень вежлива, как обычно, но такой стужей веяло от этой ее вежливости! О Лиле разговора не заводила никогда: выводила к нему Киру на улицу, потом встречала так же у подъезда. В дом Родиона не звали.

Как будто он был в чем-то виноват! Его обманули, ему изменили – а он был виноват?!

Эта семейка здорово умеет все выворачивать наизнанку и ставить вверх ногами!

В конце концов он сказал Кире, что уезжает в долгую командировку.

И остался совсем один… Впрочем, Катя, которая приезжала к отцу в город довольно часто, держала его в курсе всех событий. Она рассказывала, что сначала Лиля продолжала работать в театре, однако очень плохо переносила беременность, а потому часто лежала в больнице на сохранении. Родион два или три раза заставлял дочь навещать Лилю в больнице и приносить ей фрукты – разумеется, не говоря, что передачи фактически от него. Катя кривилась, ворчала, дулась – но слушалась. Угроза быть сосланной в родную деревню продолжала действовать. Потом она сообщила, что Лиля ушла в декрет. И вдруг позвонила среди ночи и сообщила отцу, что его бывшую – Катя почему-то называла Лилю «бывшая», хотя знала, что они с Родионом не развелись, но, наверное, утешалась хотя бы этим словом! – только что увезли в роддом на машине «Скорой помощи».

Родион просидел ночь у телефона, разрываясь между желанием позвонить туда и узнать о здоровье Лили – и страхом услышать: «Поздравляю, Родион Петрович, у вас родился сын!»

Сын Арефьева!

Наутро раздался звонок. Катя, сонная и злая, буркнула в трубку:

– Девчонку родила твоя бывшая. Штампует девок одну за другой! Что с ними потом делать будет?!

Родион даже трубку уронил, так был потрясен.

Значит, дочь?!

Чья?

Лилина.

Вот странно – сына он ненавидел заранее, потому что это был сын Арефьева. А дочь принадлежала только Лиле.

Только Лиле…

Значит, у нее теперь две дочери.

А у него?

А у него только Катя…

Он набрал номер роддома и спросил, когда Лиля выписывается.

Ему сообщили.

Положив трубку, Родион подошел к зеркалу и сказал:

– Осел! Двуногий осел! Ты что, собираешься за ней в роддом ехать?!

Он даже приставил к голове два пальца в виде рожек, чтобы убедительней выглядеть ослом, однако с рожками получался не осел, а козел, так что и это не помогло.

В роддом он приехал и встал около машины, чуть в стороне от крыльца, комкая в руках букет лилий и косясь на «родственников».

Те стояли все вместе – Говоров, Таисия Александровна и Шульгин. Ну и Кира, которая помахала отцу издали, но не подошла.

Ее что, уже настроили против него?!

Да нет, вряд ли. Просто Кира не слишком-то привыкла к отцу. Не очень умеет его любить. Выросла фактически без него.

Родион почему-то только сейчас задумался о том, что, можно сказать, не знал ничего о Кире. Все это хлопотное время сосок-пеленок-распашонок, время ее младенчества и раннего детства, прошло мимо него. Он ее не укачивал, не кормил из бутылочки, а потом с ложечки. Не менял ей пеленки, не приучал к горшку, не гулял с ее коляской и не слышал, как она сказала свои первые слова.

Странно – только сейчас Родион вдруг почувствовал себя ограбленным, наказанным непомерно жестоко…

Опять покосился на «родственников». Они стоят вместе, а он – один. Сейчас выйдет Лиля с этой своей маленькой девочкой, «родственники» ее заберут. И он снова останется один!

Так уже было, когда родилась Кира и ее отняли у него. Отнимут и эту, новенькую малышку. Конечно! Отнимут и не спросят! А чего спрашивать? Кире он хоть родным отцом был, а тут – кто?

Чужой…

Двери открылись. Вышла Лиля, следом неизменный, нестареющий, всегда весело улыбающийся (положение обязывает!) Силантий Андреевич и медсестра с беленьким сверточком на руках.

– Мамуля! – закричала Кира и ринулась вверх по ступенькам. Лиля обняла ее.

Говоров, Таисия Александровна и Шульгин двинулись было вперед, как вдруг медсестра крикнула:

– Папаша! Забирайте дочку!

И Родион пошел наверх.

Отдал Лиле букет.

– Спасибо, – прошептала она, не поднимая глаз.

Что будет теперь? Что будет между ними теперь?

– Я возьму… девочку? – тихо спросил Родион.

Лиля подняла глаза… и кивнула.

– Дайте ребенка мне, – сказал Родион, и руки его затряслись под легкой белоснежной ношей. Пришлось прижать сверточек покрепче.