Книга Россия и Запад на качелях истории. От Рюрика до Екатерины II - Петр Романов

Многие из этих обвинений откровенно грешат против логики. Чего стоит, например, обвинение Бирона в том, что он не следил за здоровьем императрицы. Очевидно, что фаворит, как никто другой в России, был заинтересован в том, чтобы продлить годы правления Анны. Только при ней он мог чувствовать себя в России спокойно. Да и с формальной точки зрения забота о здоровье императрицы никак не входила в обязанности герцога Курляндского. Столь же нелепо звучит обвинение в «захвате» регентства, поскольку сама Анна Иоанновна, будучи жива и в здравом рассудке, в присутствии многих свидетелей распорядилась назначить регентом именно Бирона и оформила свое решение письменно. Любой современный адвокат наверняка с удовольствием взялся бы защищать подсудимого, если бы против него выдвинули столь нелепые обвинения.

Много позже писали о взятках Бирона, но в официальном обвинении об этом нет речи. Очень много говорили о нелюбви Бирона к русским, но это понятие не юридическое, и подобное обвинение могло иметь место лишь потому, что речь шла о политическом процессе. К тому же в своей переписке и личных беседах, как свидетельствуют историки, Бирон был всегда достаточно корректен и старался не ущемлять национальной гордости великороссов. О том же, что творилось в его голове, можно, конечно, догадываться, но и только.

Вообще вокруг фигуры Бирона слишком много слухов, эмоций, литературы и слишком мало документов. Великий Байрон, например, вставил Бирона в свою поэму «Дон Жуан», в которой между прочим оплакивается свободная страна, где поставлен герцогом Бирон – «человек грубый».

Здесь видны отголоски борьбы курляндских феодалов против герцога. Общественное мнение в Европе было тогда на стороне феодалов и видело в них борцов за свободу. Но так ли это на самом деле? По мнению некоторых историков, Бирон в своей борьбе против курляндского дворянства стоял на стороне крестьян, пытаясь хоть как-то защитить их от хозяев. Тот же Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона утверждает, что Курляндия была «адом для крестьян» и что Бирон «пытался действовать в пользу последних». В конце концов, не выдержав противостояния с местным рыцарством, Бирон был вынужден в 1769 году отказаться от власти в Курляндии в пользу своего сына Петра.

Сюда же добавим еще один характерный штрих: «Не нравилось курляндцам и покровительство Бирона евреям». Незаконченное высшее образование Бирона определенный отпечаток на его мировоззрение, судя по всему, все-таки наложило.

Известно о веротерпимости Бирона и его отвращении к суевериям. Став в России регентом, он прекратил целый ряд судебных дел по обвинению в колдовстве. Позже, на процессе против Бирона, и эти бесспорно верные решения ему почему-то поставят в вину.

Не обошел своим вниманием Бирона и еще один свободолюбивый поэт – Кондратий Рылеев. Одна из его поэтических «Дум» на историческую тему посвящена «жертве Бирона» – Артемию Волынскому, в котором декабрист Рылеев видел политического диссидента и мученика.

О деле кабинет-министра Волынского стоит рассказать подробнее, поскольку это тот редкий случай, когда прямая причастность Бирона к политике доказана документально. Дело Волынского стало одним из самых громких, расследовавшихся так называемой Тайной канцелярией – ведомством, ответственным за политический сыск.

До вступления Анны Иоанновны на престол Волынский занимал пост губернатора в Казани, где прославился умом, а также, как пишет Костомаров, «взяточничеством, всякого рода грабительствами и озорничеством».

Поначалу именно Бирон способствовал карьере казанского «озорника». Они сошлись на страсти к лошадям, и Бирон посодействовал назначению Волынского председателем государственной комиссии по устройству конских заводов. Затем тот же Бирон рекомендовал императрице ввести Волынского в Кабинет министров, чтобы иметь своего человека в правительстве в противовес влиятельному и вездесущему Андрею Ивановичу Остерману. Расчет оказался ошибочным: Волынский очень быстро сумел понравиться императрице своей деловой хваткой, стал фигурой самостоятельной и в конце концов перессорился со всеми, включая Бирона и Остермана. Бывшему казанскому губернатору вообще мало кто нравился. Не нравилась даже сама императрица, о которой он не раз нелестно отзывался в кругу приятелей, считая ее вздорной и ленивой. Что, кстати, вполне соответствовало действительности.

Со временем конфликты между Бироном и Волынским стали регулярными. Поводы возникали на каждом шагу. Один из них можно считать политическим. Польша требовала у России удовлетворения за убытки, причиненные русскими войсками при их переходе через польскую территорию во время Русско-турецкой войны. Бирон считал эти претензии справедливыми и предлагал их удовлетворить. Волынский же придерживался иного мнения, причем откровенно заявлял, что за позицией Бирона прослеживается желание угодить полякам (Курляндия формально находилась тогда в ленной зависимости от Польши).

Но главным стало все же столкновение по другому поводу. Фаворит мечтал об устройстве брака своего сына Петра с племянницей императрицы Анной Леопольдовной (дочерью старшей сестры Анны Иоанновны – Екатерины). Дело в том, что именно будущим детям Анны Леопольдовны императрица заранее предначертала стать своими преемниками на троне. Таким образом, этот брак, если бы он состоялся, открывал дорогу потомкам Бирона на российский престол.

Позиция Волынского – а он многое сделал, чтобы сорвать эти матримониальные планы, – вызывала у фаворита уже не просто раздражение, а ярость. Вмешательство Волынского тем более бесило Бирона, что реализация проекта и без того наталкивалась на немалые препятствия. Анна Леопольдовна терпеть не могла сына Бирона и готова была выйти замуж хоть за черта, но только не за него. В конце концов она стала женой герцога Брауншвейгского Антона Ульриха, от которого и родила Иоанна Антоновича – официального преемника императрицы. Именно этого младенца и должен был позже опекать Бирон в качестве регента.

Формальным же поводом для решающей схватки между Волынским и Бироном стал случай, произошедший с русским академиком Василием Тредиаковским. Случай, кстати, достаточно характерный для той уродливой эпохи.

В феврале 1740 года Анна Иоанновна решила в очередной раз развеяться, объединив наказание и развлечение. Жертвой оказался еще один князь из рода Голицыных – Михаил. Императрице захотелось строго и одновременно весело (по ее понятиям) наказать Голицына за то, что тот осмелился жениться на итальянке, приняв для этого римско-католическую веру. Сначала императрица сделала из князя (!) шута: он развлекал ее, изображая петуха, кукарекая и подбирая с земли зерна. А затем и вовсе решила женить его на уродливой калмычке, состоявшей у императрицы в свите шутов и шутих. Для праздничных торжеств по случаю этого бракосочетания она приказала соорудить на Неве знаменитый Ледяной дом, где бы все, от стен и потолка до мебели и посуды, было сделано изо льда.

Главным распорядителем всей этой «потехи» назначили Артемия Волынского. По приказу министра к нему привели академика Василия Тредиаковского, в чьи обязанности среди прочего входило сочинять для двора по различным поводам стихи и приветствия. На жалобу поэта, что посыльный Волынского был с ним груб, министр ответил побоями. Но это, впрочем, лишь пролог скандала.