Книга Мифы кельтских народов - Надежда Широкова

Имея в виду рассмотренный выше символизм нитей и связей, истолковать эту аллегорию будет нетрудно. Здесь в наглядной и наивной манере античного антропоморфизма65 представлена идея о связи творений с их Творцом, существа и состояния проявленности с их Принципом, — идеи, о которой говорили Генон и Элиаде. Такое толкование описанной Лукианом галльской фрески объясняет и смысл изображений на некоторых армориканских монетах (Бретань): голова молодого безбородого человека, от которой отходят унизанные жемчужником66 веревочки, с прикрепленными на концах маленькими человеческими головами. Может быть, на этих монетах тоже изображен Огмий. Правда, юный персонаж, представленный на монетах, не похож на бога, описанного Лукианом. Однако в Южной Галлии и в Бретани Огмия могли изображать по-разному.

Выявленный таким образом символизм, характерный для образа Огмия, позволяет понять значение его имени. Это не кельтское имя, оно происходит от адаптированного греческого слова «огмос» (дорога, тропинка). Как мы видели, дорога является одним из символов той нити, которой творения связаны с Творцом. Огмий — это «тот, кто ведет»; греческое название позволяло кельтам избежать упоминания «истинного имени» бога.

Приписываемые Огмию функции зависят от его основного свойства: он «бог-связыватель» и этим напоминает германо-скандинавского Одина. Подобно Одину, Огмий владеет магией. Поэтому надписи на найденных в Австрии (Брегенц) свинцовых пластинках, так называемых «табличках проклятия», призывают Огмия, умоляя его о защите от всякого вреда. Как известно, для осуществления или рассеяния чар призывали особенно могущественных богов, владеющих магией. Огмий использует самый эффективный способ колдовства: так же, как Один, он связывает врагов «военными путами», зачаровывая и парализуя их. Таким образом, Огмий причастен к магическо-военной верховной власти.

В ирландской традиции Огмий-Огма, один из верховных богов Туата Де Дананн, выступает как воитель. Перед началом битвы при Маг Туиред Луг спрашивает его: «А ты, Огма, против кого обратишь свою мощь в этой битве?» — «Что ж, — отвечал тот, — трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами жизни лишу треть врагов». Ему удается завоевать меч короля фоморов Тетры.

Ирландские предания подтверждают отождествление Огмы-Огмия с Гераклом. Рассуждения же собеседника Лукиана о том, что Геракл совершал свои подвиги исключительно силой слова, выражали, по-видимому, личное мнение этого образованного галла. В действительности Огмий является богом вроде Марса-Геракла. В случае Огмия в этом двуединстве Марс преобладает над Гераклом. Дело в том, что Огмий сам редко участвует в битве. Как галльский Марс Цезаря, он «руководит войной», направляет битву посредством своего магического искусства, сражаться же — дело военного героя, а не верховного бога.

Имея в виду военную функцию Огмия, можно предположить, что на галльской фреске он изображен в качестве военного вождя, а ведомая им толпа — это его дружина. Если вспомнить свидетельство Цезаря о галльских воинах, бесстрашно следовавших за своим вождем на смерть, то можно прийти к выводу, что галльская фреска не только изображает Огмия как полководца, но и создает образ, символизирующий верность дружины своему вождю.

С другой стороны, может быть, Огмий изображен как проводник душ в царство мертвых? Выражение радости на лицах ведомых в этом случае объясняется представлениями кельтов о потустороннем мире как о стране вечного счастья. На связь Огмия с потусторонним миром указывают и «таблички проклятия». Такие пластинки обычно зарывали в землю, посвящая их подземным богам. То, что в ирландских преданиях Огма имел прозвище Греан-айнех («солнечноликий»), отнюдь не противоречит его возможной связи с потусторонним миром. Как мы видели на примере Дагды, бог потустороннего мира мог быть и солнечным богом.

Многие считают описанную Лукианом фреску аллегорическим изображением красноречия. И в качестве бога красноречия Огмий связывает слушателей силой своего слова (поэтому на картине цепочка продета через кончик его языка). Вообще Огма-Огмий связан с духовной сферой. Недаром в ирландский мифологии он считается потомком Элаты, имя которого означает «поэтическое искусство» или «наука». И наконец, Огмий был изобретателем огама — сакральной кельтской письменности; огамическими знаками друиды записывали заклинания на камнях или дощечках. «Отец огама — Огма, — говорит древнеирландский трактат о письменности, — мать огама — рука или нож Огмы».

В целом Огмий-Огма в большей степени, чем Луг, соответствует темному аспекту верховного индоевропейского бога: Огмий имеет власть надо всем беспорядочным, неистовым, магическим. В Ирландии он составляет пару с Дагдой, «добрым богом»; одно из наиболее важных ирландских имен Огмия — Элкмар («злой» или «великий завистник»).

* * *

Таким образом, мы познакомились с божествами кельтов — как женскими, так и мужскими. Мы видели, что кельтские богини (при всем их разнообразии) выражают две фундаментальные идеи. Во-первых, все они восходят к культу богинь-Матерей, в основе которого лежит древнейший образ большинства религий и мифологий — образ Великой Матери-Земли. Во-вторых, все они вовлечены в символизм верховной власти. Это и прекрасная молодая женщина, вручающая власть королю Конну, и королева Коннахта Медб, персонифицирующие верховную власть: первая представляет идеальный образ власти, а другая — земной. Это и богиня войны Маха «с рыжей гривой», которая боролась за верховную власть в Ирландии всеми возможными и невозможными способами. И даже прекрасная Этайн, волшебная невеста и богиня Другого Мира, оказывается еще и богиней верховной власти.

Мужские божества кельтов не предоставляют возможности для такой четкой и ясной интерпретации. Мы видели, какие зыбкие грани отделяют одних богов от других, как разные боги выполняют одни и те же функции, смешиваясь между собой. Например, кельтских богов Тевтатеса, Езуса и Тараниса, имена которых называет римский поэт Лукан, средневековые комментаторы, а за ними и современные исследователи сравнивали то с Меркурием, то с Марсом, то с Юпитером. А имена Граннус, Мапон, Белен с равной степенью вероятности могли принадлежать самостоятельным божествам — ипостасями кельтского Аполлона или быть прозвищами верховного бога Луга.

Свидетельство Цезаря помогло нам в известной степени разобраться в этом запутанном лабиринте кельтских божеств. Мы видели, что во главе кельтского пантеона стоял юный и прекрасный верховный бог Луг, которого сравнивают со скандинавским Одином, представляющим классический образец верховного индоевропейского бога. В то же время если в скандинавской мифологии все характеристики верховной божественной власти сконцентрированы в одном образе Одина, то в кельтской традиции они прослеживаются и в образах других богов. Так, рядом с Лугом в кельтском пантеоне стоял великий Дагда, благостный, справедливый бог дружбы и гарант договоров. Дагда имел ряд функций, аналогичных тем, которые приписывают Одину. Так же как Один, Дагда — великий маг и в то же время великий воитель, бог поэзии и бог Другого Мира. У Дагды была несвойственная Лугу способность превращаться в различных животных. Сходство в некоторых отношениях Дагды с Одином настолько бросается в глаза, что один французский исследователь считал Суцелла, галльского двойника Дагды, верховным богом галльской религии. В свою очередь, бог Огмий обладал отсутствовавшим у Луга магическим «искусством связывания», которым был наделен в большой степени Один. Огмий относится к типу так называвмых «богов-связывателей». М. Элиаде заметил, что образы нити, веревки, узла соответствуют чрезвычайно глубинному опыту человечества «и, в конечном итоге, выявляют положение человека в мире, которое невозможно выразить другими символами и образами».