Книга Проходные дворы - Эдуард Хруцкий

Стояла немыслимая жара, мы с начальником милиции пили зеленый чай. Записывать было тяжело, рука потела, оставляя на страницах блокнота влажные пятна.

— Пошли ко мне обедать, жена все приготовила. Выпьем, плова поедим.

Дом начальника по второму этажу окружала открытая терраса. Когда мы подошли, я заметил, что на ней развешены какие-то мелкие тряпочки. Поднявшись туда, с изумлением понял, что это коричневые сотенные и зеленые полтинники аккуратно прикреплены обычными деревянными прищепками для белья.

— А, — махнул рукой начальник, — не обращай внимания. Отец деньги сушит. Понимаешь, знатный чабан, Герой Соцтруда, депутат, а государственной сберкассе не верит. Деньги в кувшине в земле держит. Вот два раза в год и просушивает их.

Чабаны тогда получали ломово. Но старик-отец не верил никаким госструктурам, и, как я понимаю сейчас, правильно делал.

Но знатный чабан сушил деньги, заработанные честным трудом, а московские деляги были лишены этой возможности.

Представьте себе на секунду: сосед заглядывает через забор и видит пришпиленный к веревке миллион.

Вот поэтому закопанные червонцы очень ценились в этих кругах. Им-то и решил помочь Витя Скопин. В своем маленьком цехе он начал из золотого песка с соответствующими добавками лить низкопробное золото. Потом из него штамповали монеты. По количеству золота, содержавшегося в них, эти монеты и близко не лежали рядом с настоящими.

Через некоторое время в кругах московских деловых пополз слух, что есть человек, который может достать царские червонцы. Бойцы теневого бизнеса начали радостно открывать банки с влажными сотнями и нести дензнаки в общественный туалет на Трубной площади.

Заведовал им известный в прошлом московский спекулянт, крутившийся в Столешниковом еще во времена нэпа, Леня Колесо, так его звали в узких кругах, а в миру — Станислав Андреевич Колесников.

В маленькой комнате общественного туалета заключались миллионные сделки. Покупатель приходил к Лене Колесу, брал монету. Доставал из кармана свой заветный золотой червонец. Сличал. Все один к одному. Ставил монету на ребро — стоит. Проводил ею по асфальту — следов нет. Значит, золото.

Наиболее ушлые приносили кислоту, но и этот тест давал положительный эффект.

Действительно, Леня Колесо торговал золотыми монетами, только очень низкой пробы. Если натуральный царский червонец стоил 200 рублей, то продукция Вити Скопина со товарищами была не выше 40–50 рублей. Считайте сами, какой навар получался с каждой монеты.

Правда, и расходы были. Денежки уходили на зарплату рабочим, своему человеку в ОБХСС, который предупреждал о возможных неприятностях и зорко следил за всем, что могло бы помешать Витиному производству. Так бы и работало предприятие на Гончарной, если бы не глупая жадность его создателей.

Как известно, любые пуансоны рассчитаны на определенный технологический процесс. Витины порядком поизносились, и монеты стали получаться с браком. Конечно, трудно заметить сразу нечеткую цифру, букву или дефект в бороде последнего самодержца.

Но фарт не бывает вечным, и фраеров, как известно, губит жадность. Вите Скопину давно нужно было прекратить производство. Но — деньги!..

Самый крупный теневой делец Москвы Игорь Аркадьевич (фамилию не называю, так как дети его считали папу секретным конструктором), рассказывая мне о многих московских деловых комбинациях, как-то сказал:

— Почему я по сей день на свободе, сплю в своей постели, а не на шконке в лагере? Да потому, что я знал, когда надо остановиться, прекратить дело и начать новое.

Скопин не знал этого золотого правила. Через Леню Колесо он «впарил» заезжим грузинам вполне приличную партию монет. А те дома, в родном Тбилиси, проверили выгодную покупку с помощью профессиональных экспертов.

В Москву была отряжена карательная экспедиция. Перед нею поставили две задачи: разобраться с кидалами и взять под контроль выгодное производство.

Но дети гор, как всегда, погорячились и «посадили на нож» Леню Колесо, когда он выходил из Сандуновских бань.

Сыщики угрозыска, проведя обыск в общественном туалете, нашли в подсобке не только мыло, тряпки, щетки и хлорку, но и сорок царских червонцев в тайнике. Эксперты НТО в момент определили, что это за монеты и даже откуда в Москву приходило золото, использованное для их производства.

Мне рассказывал приятель, следователь с Петровки, о том, что на Гончарной Витя сидел в своем маленьком кабинете под портретом Леонида Брежнева, а ниже висел красный вымпел, сообщавший всем, что данный цех является редприятием коммунистического труда.

* * *

Возможно, золото, ставшее сырьем для туфтовых червонцев, привез в Москву парень, подошедший к нашему столу, когда мы провожали старый год. Возможно. Но мы тогда не думали ни о чем плохом. Старый год принес всем удачу и новый просто обязан был быть таким же хорошим. Сколько раз я встречал Новый год в своей жизни, ожидая от каждого приходящего необычайных удач.

И сегодня, когда вы будете читать этот материал, мы с друзьями собираемся за ресторанным столом проводить не просто Старый год, но и уходящий век.

И опять мы будем ждать от новых цифр на календаре чего-то необыкновенного и прекрасного. Хотя Ильф и Петров в одном из своих романов написали: «Вот уже и телефон изобрели, а счастья все нет».

«Притон» в центре Москвы

В декабре 1955 года мы выдвинулись на полевые учения в районе деревни Лангенрода в Тюрингии. Местность здесь была гористой, покрытой диким лесом, это позволяло вести занятия с предельной физической нагрузкой.

Раз в десять дней в расположение уходил БТР, на котором обратно привозили продукты, газеты и письма. Я практически не получал писем, поэтому ждал очередной номер журнала «Огонек», в котором с продолжением печатали первую за много лет детективную повесть И. Ольшанского «Хочу верить».

Но на этот раз, как ни странно, я получил письмо из родной столицы.

Моя приятельница писала о всяких московских новостях, о том, что она выходит замуж за молодого артиста Олега Ефремова, а в конце письма она сообщила, что мы никогда уже не сможем пойти в любимый нами «Коктейль-холл», так как его закрыли и теперь там «Кафе-мороженое».

Новости из Москвы я воспринимал, как сообщения с другой планеты. Москва была где-то, за двумя границами, слишком далеко от города Галле, в котором дислоцировалась наша бригада.

Поэтому события в родном городе казались мне незначительными и малоинтересными. Меня больше интересовало техническое состояние десантных бэтээров и оценка на весенней инспекторской проверке.

Но печальная новость о закрытии «Коктейль-холла» меня сильно огорчила.

* * *

Жорж Tep-Ованесов когда-то сказал:

— Для гуляк от Владивостока до Калининграда нет в Москве более загадочного места, чем «Коктейль-холл».