Книга Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку панорама военных мятежей во время первой русской революции достаточно широко, хотя и не без передержек, освещена у Башнелла, а конфликт между армией и обществом детально проанализирован у Фуллера, мы не ставим себе задачей описание армейских выступлений или столкновений армии с гражданским населением. Политическая панорама этого периода — прежде всего октябрьский манифест, Первая и Вторая дума, — дается только в той степени, в которой она определяет деятельность военных комитетов и непосредственно еврейских солдат. Другая сторона политической реальности — своеобразное «схождение» консервативно-охранительных тенденций Военного министерства и правых радикалов, условно говоря, Главного штаба и Союза русского народа, оказавшее значительное воздействие на формирование отношения военных властей к евреям вплоть до Первой мировой войны, если не до февраля 1917 г., — требует отдельного рассмотрения. Эпохе реакции, сменившей революционный подъем и отмеченной этим «схождением», будет уделено внимание в следующей главе.
В основе материалов, использованных в данной главе, — документы Российского государственного военно-исторического архива за 1900–1908 гг.: фонды Главного штаба, военносудного управления, а также Виленского, Варшавского, Киевского, Петербургского и Одесского военных округов. Некоторые документы, как, например, дело военно-боевого комитета социал-демократической организации Петербурга, в свое время упомянутые или обработанные марксистскими историками Ахуном, Петровым, Познером, Покровским, Розенблюмом, прочитаны нами заново с точки зрения их «еврейского» содержания, иногда удачно закамуфлированного (Ахун, Петров), а иногда и выхолощенного (Коновалов, Покровский).
Невозможно себе представить еврейского рекрута 1900-х годов, если не учесть все те обстоятельства, в которых он созревал профессионально, социально и политически. Иными словами, необходимо хотя бы вкратце обрисовать все те изменения, которые в этот период характеризовали черту оседлости.
Для еврейского населения черты оседлости последняя четверть XIX в. характеризовалась, по крайней мере, четырьмя основными процессами. Во-первых, небывалым приростом населения, выразившимся в перепроизводстве рабочей силы. Во-вторых, пауперизацией значительной массы населения, связанной с ростом промышленного производства и разорением ремесленной массы, не выдерживающей конкуренции на рынке товаров, а также введением в действие и ужесточением майских положений 1882 г., подрывающих статус мелкого еврейского предпринимателя. В-третьих, миграцией рабочей силы в крупные урбанистические центры, приведшей к ускоренной пролетаризации городского населения. В-четвертых, началом организованной экономической и политической борьбы еврейского пролетариата.
Абсолютное увеличение числа еврейских рабочих, занятых в промышленном производстве или в мелком ремесле, отмечается всеми исследователями еврейской экономической истории. Резкие темпы пролетаризации конца XIX столетия — наряду с индустриализацией и урбанизацией — были результатом (и проявлением) резкого скачка в развитии русского капитализма в целом и финансовой политики Витте в частности. Этот скачок, обеспечивший России 8 % ежегодного роста промышленного производства, не мог не сказаться на миграционных процессах. Если вслед за Шаулем Штампфером предположить, что внутренняя миграция мещан (т. е. городского населения) была преимущественно миграцией евреев (в противоположность миграции крестьян), то окажется, что основной поток мигрирующих евреев был направлен не столько на Запад — через Гамбург — в Америку или через Одессу — в Аргентину и Палестину, сколько в районы экономического бума: в крупные промышленные центры Польши (Лодзь, Варшава) и западных губерний империи (Минск, Гомель, Вильна, Гродно). Изменилось социальное расслоение евреев России: на смену мелкому торговцу, типичному представителю беднейших слоев, приходит наемный рабочий. В черте оседлости из 1 197 175 работающих евреев к 1897 г. 660 000 было занято в мануфактуре, 412 000 в торговле. Пролетаризация, таким образом, захватила 55 % еврейского населения.
В Царстве Польском превращение еврея в пролетария шло еще более интенсивными темпами. Введение обязательного выходного дня — воскресенья — сильно подорвало еврейскую мелкую торговлю, вынудив еврейского торговца или ремесленника проводить без заработка еще один дополнительный день. Вытеснению и разорению еврейской мелкой торговли значительно способствовало также появление польского и украинского предпринимательства, а дальнейшее обеднение пролетариата было обусловлено тем фактом, что еврейские предприниматели, вводя на фабриках машинный труд, старались избавиться от еврейских рабочих и заменить их украинцами или поляками. В целом по Российской империи приток крестьян — дешевой рабочей силы — в город и появление других национальных меньшинств в торговле значительно ухудшили положение и еврейских ремесленников, и еврейских торговцев. Рост числа еврейских служащих в непроизводственных сферах, а также фабричных рабочих и чернорабочих стал реакцией на это ухудшение. Обнищанию еврейского населения способствовало также то, что хозяева еврейских промышленных предприятий неохотно брали на работу единоверцев, вынужденных из-за этого наниматься на самые низкооплачиваемые и, как сказали бы сейчас, «экологически небезопасные» предприятия — такие как спичечные и сигаретные фабрики. Государственно-полицейская практика середины 1880-х — конца 1890-х годов привела к резкому снижению уровня жизни и усилению экономических конфликтов в черте. Вначале национализация железнодорожного транспорта оставила без работы еврейских инженеров и железнодорожных рабочих; затем монополизация винной торговли разорила производителей ликеро-водочных изделий, мелких винокуров и шинкарей, пополнивших ряды пауперизованного еврейского населения. Практически перестал действовать закон 1864 г., позволявший лицензированным ремесленникам и мелким предпринимателям поселяться во внутренних губерниях России (т. е. за пределами черты оседлости). Между 1894 и 1900 гг. возросло число случаев высылки еврейских ремесленников, давно работавших во внутренних губерниях, обратно в черту из-за нежелания полиции подтверждать ремесленные лицензии.
Пролетаризация сказалась на изменении облика традиционного еврейства, особенно на еврейских традиционных институтах (havurot), превратившихся к концу века из религиозно-общинных в цеховые, организованные по профессиональному принципу, и призванных сдерживать конкуренцию, регулировать цены и распределение средств из общей кассы в периоды межсезонного застоя. Синагоги черты оседлости также приобрели «профессиональный» статус. В середине XIX в. практически каждый город черты оседлости имел одну синагогу Po’alei Tsedek — «честных рабочих», объединяющую ремесленников разных профессий при главенстве какого-либо одного цеха (например, шляпников или сапожников). В 1880 — 1890-е годы в Житомире, Николаеве, Киеве, Гомеле, Минске, Вильне возникло множество «рабочих» синагог: каменщиков, портных, жестянщиков, сапожников. Эти синагоги превратились в своеобразный центр цеховой деятельности. В конце 1880-х годов произошла дальнейшая секуляризация и трансформация цеховых организаций: параллельно с ними и под их влиянием появились рабочие «кассы» — фонды взаимопомощи, зачаточные профсоюзы, поддерживающие рабочих во время забастовки и черпающие свои средства из скромных копеечных пожертвований самих рабочих. Один из уставов такой кассы, возникшей, по-видимому, в 1898–1899 гг. в Вильне, называет своих членов «конспиративными» и «честными рабочими», переводя на русский язык традиционное цеховое определение ремесленников — «честных рабочих» — po’alei tsedek. Как новый способ борьбы за элементарные экономические права возникла сходка — минимально организованное собрание рабочих одной профессии или даже одного предприятия, обсуждающих условия труда, зарплату и вырабатывающих требования к хозяину предприятия. Переход от ремесленного к фабричному труду радикально изменил традиционные формы еврейской общинной жизни. Растущий еврейский пролетариат решительно порывал с религиозной традицией и ритуалом, до предела обостряя конфликт между более-менее традиционными «стариками» и взбунтовавшейся молодежью.