Книга Новогодний бой - Дадли Поуп

Я верю, что в штабе не осознали всех трудностей, которые возникли передо мной. Я ни секунды не сомневался в существовании таких трудностей. Весь опыт учений и ход войны показали, как сложно сломить сопротивление дисциплинированного соединения прикрытия конвоя. Это требует большого времени, даже если оно состоит только из эсминцев. И очень редко удается прорваться к транспортам конвоя, если его эскорт не уничтожен.

В моем распоряжении было ограниченное время. Если говорить точнее, в этих широтах светлое время, то есть сумерки, длится не более 2 часов. Плотная облачность не улучшает видимость. Я предпринял последнюю атаку конвоя в 11.00 группами «Хиппера» и «Лютцова». Они действовали совместно в разомкнутом строю. Это было рискованно, так как приближалась темнота, и полученные инструкции не советовали делать это. Во время последней атаки «Лютцов» обстрелял несколько транспортов из тяжелых и средних орудий, но видел только 2 попадания. Затем он перенес огонь на эсминец. Сам «Лютцов» обстреляли 2 эсминца. Как я уже говорил, видимость была отвратительной.

К этому времени уже почти полностью стемнело. Кроме того, в районе боя были поставлены многочисленные дымовые завесы. «Хиппер» снова имел стычку с вражескими эсминцами. Вдобавок из тумана появились новые корабли противника, и около 11.30 тоже вступили в бой. Сначала мы решили, что это эсминцы. Но так как огонь велся снарядами с донными взрывателями, мы их не опознали как 152-мм.

Это сделал командир «Лютцова», который в 12.20 имел стычку с этим кораблем, но и то лишь после окончания боя. В полутьме было крайне трудно опознать класс корабля и различить своих и чужих. Долгое время офицеры «Хиппера» и мой штаб не знали, с кем мы столкнулись — с крейсерами или эсминцами. Поэтому я сообщил, что в составе эскорта крейсеров нет.

Эта группа, вероятно, действовала, держась за пределами досягаемости радара «Хиппера». Я не мог сообщить об обнаружении крейсера, потому что сам узнал об этом слишком поздно. Хотя, как я уже говорил, на самом деле мы сражались с крейсерами.

В таких условиях приходилось вести усиленное наблюдение, чтобы уклоняться от торпед. Так как риск нарваться на торпеду был велик, я решил не сближаться более. Однажды мне пришлось удержать командира «Хиппера». Действия «Лютцова» в ходе боя я одобрил.

Я должен был держать все силы вместе, то есть эсминцы рядом с крейсером, гак как иначе картина боя была бы полностью смазанной. Лишь однажды я смог послать группу «Экольдта» добить поврежденный эсминец. Эту задачу выполнил в одиночку сам «Экольдт». Это заняло некоторое время. Намереваясь продвинуться чуть дальше, он натолкнулся на вражеское крейсерское соединение. Оно состояло не из крейсера и эсминца, а из 2 легких крейсеров.

В 11.40 «Экольдт» передал по радиотелефону на «Хиппер»: «Вижу крейсер и эсминец по пеленгу 300». В 11.43 он передал: «Они стреляют по мне». В этот момент вклинился «Бейтцен» и передал: «Нет! Британские крейсера!» Это сообщение подтвердил «Экольдт». Позднее нам не удалось связаться с ним ни на какой волне.

Судя по всему, он решил, что сближается с «Хиппером», но на самом деле это был британский крейсер. Поэтому он был застигнут врасплох. Это очень хорошо показывает сложности, которые существовали при опознании своих и чужих кораблей и их типов. А ведь в этом случае обманулся очень опытный командир флотилии эсминцев. Поэтому было бы совершенно неправильно отсылать эсминцы. Контакт с ними был бы потерян и восстановить его вряд ли удалось бы.

Это не дневной бой, а столкновение в сумерках. Можно видеть лишь очень ограниченное пространство. Вражеские эсминцы держались на пределе досягаемости артиллерии и торпед. Мы не использовали торпеды, так как это было совершенно бессмысленно. Вражеские эсминцы свободно маневрировали на большом расстоянии. «Хиппер» получил возможность выпустить торпеды по крейсеру, но не сделал этого, потому что круто повернул, чтобы выйти из-под обстрела, даже не успев использовать собственные тяжелые орудия.

Сейчас я вижу, на какие вопросы я еще не ответил. На большинство из них я послал ответ в предыдущем сообщении.

На первый. Да, я видел конвой. По крайней мере, 6 транспортов и несколько кораблей эскорта, их классы я определить не смог. От первого боя, когда «Хиппер» сражался без своих эсминцев, у меня осталось впечатление, что он оттянул на себя вражеский эскорт из 4 или более эсминцев. С конвоем остались только корветы.

На второй. Я надеялся, что «Лютцов», подходя с юга, выйдет на транспорты. Я знал, что условия видимости на юге хуже. Однако «Лютцову» не повезло, так как он увидел конвой уже в темноте и снежных зарядах. Он обстрелял конвой, видел столбы дыма, но не мог сближаться больше в такой неясной обстановке, не идя на серьезный риск. Я согласился с таким решением. Затем он повернул и направился на восток, намереваясь продолжить бой в более удобном северо-восточном секторе вместе с «Хиппером», как уже говорилось. Его эсминцы примкнули к нему сразу. Он не отослал их по той же причине, что и «Хиппер».

На шестой. Отдельных рапортов о результатах нет. В то время я даже не знал о вероятной гибели «Экольдта». Поэтому я решил, что сообщать не о чем. Потом, разумеется, я отправил сообщение по радио, как только смог.

О наших потерях. Я могу только сказать, что связь с «Экольдтом» прервалась. Повреждения «Хиппера» в то время не были точно определены. Я еще не получил сообщения от этого корабля. Я видел черный дым, идущий из трубы. Это могло быть попадание в машинное отделение. Сразу после этого я не заметил снижения скорости. Об этом я не сообщал. Позднее я не мог сделать это, так как должен был соблюдать радиомолчание. Но главной причиной было то, что положение становилось все сложнее. Сначала пошли перебои в машинном отделении № 3. Потом эта турбина вообще встала. Затем начались сбои в машинном отделении № 2, и эта турбина тоже отказала. Выяснилось, что не хватает котельной воды. Чтобы не сжечь котлы, скорость была снижена до 15 узлов. В противном случае я мог бы дать 18 узлов. Когда я дал первую радиограмму, скорость не превышала 25 узлов. Мне кажется, что теперь я сообщил все, что только может относиться к делу».

Клюбер: «Хорошо. Большое спасибо за подробный и откровенный отчет. Я передам его дальше как можно быстрее, поэтому надеюсь, что все будет в порядке. Для нас на берегу совершенно ясно, что мы слишком оптимистично восприняли ваши первые радиограммы, поэтому не направили самолеты и подводные лодки вперед по курсу конвоя. Своевременное указание на это было бы для меня очень полезным. Однако общее суждение остается за верховным командованием.

Я уверен, что никто не сможет и не пожелает осуждать ваши решения, так как их может принимать только командир, находящийся в районе боя. Ваше соединение сделало все, что от него зависело, так же, как и я. И если в этом году вам еще раз поручат такую же трудную задачу, я могу лишь пожелать, чтобы условия были лучше, да и успехи тоже. — Клюбер».

Кумметц: «Большое спасибо. Еще два замечания. Первое, я могу снова повторить, что должен был бы сообщить об успехах, пусть даже небольших. О своих потерях тоже следовало сообщить. Но я всегда считал, что отсутствие донесений означает то, что сообщать не о чем. Во-вторых, в отношении операции «Аврора». Я полагаю, что в условиях полярной ночи эта задача невыполнима. Одиночный корабль не подходит для ночного боя. Каждый ночной бой в той или иной степени дело случая. Здесь, на севере, пока нет света для дневных операций. Оперативная зона ограничена полярными льдами. А когда свобода маневра ограничена, трудно уклониться от боя. Риск непропорционален успехам. Хайль Гитлер. — Кумметц».