Книга Анна Ахматова. Листки из дневника. Проза. Письма - Анна Ахматова

Второе стихотворение:

Твое чудесное произношенье – Горячий посвист хищных птиц. Скажу ль: живое впечатленье Каких-то шелковых зарниц.

«Что» – голова отяжелела. «Цо» – это я тебя зову! И далеко прошелестело: Я тоже на земле живу.

Пусть говорят: любовь крылата, – Смерть окрыленнее стократ. Еще душа борьбой объята, А наши губы к ней летят.

И столько воздуха и шелка И ветра в шепоте твоем, И, как слепые, ночью долгой Мы смесь бессолнечную пьем.

1918

Кроме того, ко мне в разное время обращены четыре четверостишия… – Вот тексты этих четверостиший:

1. Вы хотите быть игрушечной, Но испорчен ваш завод: К вам никто на выстрел пушечный Без стихов не подойдет.

2. Черты лица искажены Какой-то старческой улыбкой. Ужели и гитане гибкой Все муки Данта суждены…

3. Привыкают к пчеловоду пчелы – Такова пчелиная порода. Только я Ахматовой уколы Двадцать три уже считаю года.

4. Знакомства нашего на склоне Шервинский нас к себе зазвал – Послушать, как Эдип в Колоне С Нилендером маршировал.

К последнему четверостишию прямо относятся строки из черновой рукописи Ахматовой (РНБ, ф. 1073, ед. хр. 76): «Мы (Мандельштам и я) у Шервинского слушаем перевод Ш и Нилендера «Эдип в Колоне» (когда?). Эпиграмма».

Стр. 114. «Вчерашнее солнце на черных носилках несут» – строка из стихотворения О. Э. Мандельштама «Сестры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…» (1920).

Стр. 115. …в Китайской деревне, где они жили с Лившицами. – Имеются в виду поэт Бенедикт Константинович Лившиц (1886/87–1938) и его жена Екатерина Константиновна (1902–1987).

«Там улыбаются уланы». – В первом сборнике Мандельштама «Камень» и в дальнейших переизданиях стихотворение «Царское Село» начиналось строфой:

Поедем в Царское Село! Свободны, ветрены и пьяны, Там улыбаются уланы, Вскочив на крепкое седло… Поедем в Царское Село!

Беседа с Колей не прервалась и никогда не прервется. – В черновой рукописи (РНБ, ед. хр. 76) есть строки: «Когда я стояла в очереди «на прикрепление» на март 1921 г. в Доме ученых, в соседней очереди оказался Н. С. Гумилев, с которым я тогда редко встречалась. Очутившись со мной рядом, он заговорил о стихах Мандельштама и особенно восхищался стихотворением о Трое («За то, что я руки твои…»). Он всегда очень высоко ценил поэзию О. Э.».

Стр. 116. Тынянов Юрий Николаевич (1894–1943), Эйхенбаум Борис Михайлович (1886–1959), Гуковский Григорий Александрович (1902–1950) – видные ленинградские литературоведы.

Знакомство с Белым было коктебельского происхождения. – Имеется в виду Андрей Белый (Бугаев Борис Николаевич. 1880–1934) – поэт, писатель-символист. В черновой рукописи (РНБ, ед. хр. 76, л. 2): «Встречи и беседы с Белым в Коктебеле произвели на него очень сильное впечатление (когда?). О смерти Белого он сказал мне по телефону в Ленинград: «Я сейчас стоял в почетном карауле у гроба Андрея Белого».

Стр. 117. Вольпе Цезарь Самойлович (1904–1941) – литературовед.

«Квартира тиха, как бумага…» – Вот как это стихотворение звучит полностью:

Квартира тиха, как бумага – Пустая, без всяких затей, И слышно, как булькает влага По трубам внутри батарей.

Имущество в полном порядке, Лягушкой застыл телефон, Видавшие виды манатки На улицу просятся вон.

А стены проклятые тонки, И некуда больше бежать – А я как дурак на гребенке Обязан кому-то играть… Наглей комсомольской ячейки И вузовской песни наглей, Присевших на школьной скамейке Учить щебетать палачей.

Пайковые книги читаю, Пеньковые речи ловлю И грозное баюшки-баю Кулацкому баю пою.

Какой-нибудь изобразитель, Чесатель колхозного льна, Чернила и крови смеситель, Достоин такого рожна.

Какой-нибудь честный предатель, Проверенный в чистках, как соль, Жены и детей содержатель – Такую ухлопает моль…

И столько мучительной злости Таит в себе каждый намек, Как будто вколачивал гвозди Некрасова здесь молоток.

Давай же с тобой, как на плахе, За семьдесят лет начинать, – Тебе, старику и неряхе, Пора сапогами стучать.

И вместо ключа Ипокрены Давнишнего страха струя Ворвется в халтурные стены Московского злого жилья.

Ноябрь 1933

Москва, ул. Фурманова

(Архив В. Виленкина. Дано ему Н. Я. Мандельштам.)

Стр. 120. А его театр, а Комиссаржевская, про которую он не говорит последнее слово: королева модерна… – Это «последнее слово» договаривает за Мандельштама Ахматова в строках из погибшей поэмы 1940-х годов (см. в книге «Анна Ахматова “Сочинения в 2-х томах”», М., 1990. Т.2, с. 89).

Стр. 166. …для помещения в книгу «Писатели советской эпохи» (цитата). – Что именно предполагала процитировать здесь Ахматова, установить не удалось. В кн.: «Писатели современной эпохи» (1928) под ред. Б. П. Козьмина, на которую она дважды ссылается, ничего похожего нет.

…прочел «Под собой мы не чуем…». – Стихотворение О. Э. Мандельштама, начинающееся строкой: «Мы живем, под собою не чуя страны…» (1933) – сатира на Сталина; в СССР было напечатано только в 1988 г., в журн. «Огонек» № 47. Приводим полный текст:

Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, – Там припомнят кремлевского горца. Его толстые пальцы, как черви, жирны, А слова, как пудовые гири, верны. Тараканьи смеются усища, И сияют его голенища. А вокруг его сброд тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей. Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет. Он один лишь бабачит и тычет, Как подковы, кует за указом указ – Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз. Что ни казнь у него – то малина И широкая грудь осетина.

Стр. 121. О своих стихах, где он хвалит Сталина… – Имеется в виду стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…» (1937).