Книга Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Наум Синдаловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем это была колоритная фигура, представление о которой можно почерпнуть из фольклора. Одним из развлечений многочисленных посетителей дома Волошина в Коктебеле было сочинение дружеских шаржей и рисование карикатур с шутливыми подписями друг на друга. Вот, например, что писали коктебельские гости к юмористическим изображениям гостеприимного и хлебосольного хозяина, кстати, неплохого художника-акварелиста:
Легенды о нем смахивают на рассказы о дионисийских оргиях на легендарной «Башне» Вячеслава Иванова. Волошина называли «Синей Бородой» и содержателем гарема. Он будто бы ходил в прозрачном хитоне до колен, под которым не было нижнего белья, а то и вовсе голый с венком из роз на голове. Его гостеприимный дом в Коктебеле называли «очагом разврата». Все его гости должны были одеваться в «полпижамы», то есть, «кто в нижнюю часть, а кто в верхнюю». Судачили о «праве первой ночи», которое он будто бы присвоил себе по отношению к приезжающим дамам, независимо от того, кто их сопровождает, и замужем они или нет. Но главное, что единодушно отмечали все, знавшие его и в Москве, и в Петербурге, и в Коктебеле, – это то, что он был любителем мистификаций.
Именно ему пришла в голову идея примерно наказать Маковского, поиздевавшись над его эстетством, а заодно и опубликовать таким образом стихи Дмитриевой, к которой Макс был неравнодушен. Для этого неплохо подходил жанр подзабытой к тому времени мистификации. Для реализации этой идеи решили создать образ роковой женщины с потомственными корнями в Южной Америке. Выбрали имя. Оно было составлено из имени одной из героинь рассказов американского писателя Френсиса Брет
Гарта – Черубина и найденного в книгах по магии одного из имен беса – Габриак. Оба имени Волошин объединил дворянской приставкой «де». Получилось довольно загадочно и романтично – Черубина де Габриак. «Они никогда не расшифруют!» – удовлетворенно воскликнул Волошин. Письмо Маковскому написали на прекрасной бумаге и запечатали сургучной печатью с девизом на латинском языке: «Vae vintis!», что, как полагали выдумщики, будет легко переведено Маковским на русский язык: «Горе побежденным!» Стихи Елизаветы Дмитриевой под псевдонимом Черубина де Габриак были опу б л иков аны.
С этого момента легенда о загадочной и таинственной Черубине со скоростью молнии распространилась по Петербургу. Все виднейшие петербургские поэты в нее влюбились. Сам Маковский посылал Черубине букеты роскошных роз и орхидей. Изображал влюбленность и автор мистификации Волошин. Однажды из-за Черубины он дрался на дуэли с Гумилевым. Некоторое время об этой истории говорил весь Петербург. Будто бы Гумилев просил Черубину выйти за него замуж, но, получив отказ, публично высказался о ней в самых откровенных оскорбительных выражениях. Волошин вступился за девушку и дал Гумилеву пощечину. Тут же последовал вызов на дуэль. Дрались не где-нибудь, а на Черной речке, подчеркивая тем самым свою роль в отечественной поэзии. На Черной речке произошла знаменитая дуэль между Пушкиным и Дантесом. На этот раз все обошлось.
Казалось, конец этой блестящей игры никогда не наступит. Но вдруг Елизавету Дмитриеву будто бы начала мучить совесть. И она решила во всем признаться Маковскому. Правда, по некоторым преданиям, к тому времени ее уже выследили и разоблачили сами сотрудники редакции «Аполлона». Так или иначе, все тайное стало явным. Елизавета явилась к Маковскому с повинной. Понятно, что тот постарался «сохранить лицо» и сказал, что «сам обо всем догадывался и лишь давал возможность поэтессе довести игру до конца».
Надо сказать, что личная жизнь Дмитриевой продолжала оставаться столь же загадочной до самого конца. Так, никто не знает ни точной даты ее кончины, ни места ее захоронения. По одним сведениям, она скончалась в 1925 году, по другим – в 1931-м. По одним – в Туркмении, куда уехала вместе со своим мужем, по другим – на Соловках, куда ее сослали по так называемому «Академическому делу». Известно только, что ее фамилия в замужестве – Васильева. Совсем недавно, уже в наше время, в печати появился томик стихов этой, как оказалось, вовсе не бесталанной поэтессы.
Трудно сказать, какой псевдоним в истории мировой цивилизации появился раньше: литературный или политический. Скорее всего, одновременно. Первые памфлеты и эпиграммы, направленные против римских императоров, были или анонимны, или подписаны вымышленными именами. По свидетельству Тацита, десятки невинных людей, всего лишь заподозренных в их авторстве, были задушены в темницах или сброшены с легендарной Тарпейской скалы. С тех пор среди бунтовщиков и революционеров всех времен и народов принято было свои разоблачительные статьи, прокламации и воззвания или не подписывать вообще, или подписывать вымышленными именами, псевдонимами. Россия в этом смысле исключением не была. Емельян Пугачев подписывался именем якобы чудом спасшегося императора Петра III, Радищев свою книгу «Путешествие из Петербурга в Москву, направленную против ужасов крепостного права, выпустил вообще без подписи. Владимир Ульянов с начала своей революционной деятельности и вплоть до 1917 года сменил более ста псевдонимов, пока не остановился на одном из них. То же самое происходило с большинством его соратников по партийной работе и революционной деятельности. Троцкий, Молотов, Киров, Володарский, Землячка, Сталин, Зиновьев и многие, многие другие имена известных советских партийных и государственных деятелей первых лет советской власти – это псевдонимы.
История самого известного из них – ленинского – путана, замысловата и потому обросла многочисленными мифами и легендами. Подпись Ленин впервые Владимир Ульянов употребил в 1901 году. И то не сам. Как утверждали ученые из существовавшего в Советском Союзе Института марксизма-ленинизма, ее поставила под письмом Владимира Ильича к Плеханову Надежда Константиновна Крупская. Однако фольклор это отрицает. Согласно одной из фольклорных версий, он сам изобрел свой псевдоним по имени хористки Мариинского театра – некой Лены. По другой легенде, фамилия Ленин появилась после известного расстрела царскими войсками забастовщиков на Ленских золотых приисках в 1912 году. Тогда было убито и ранено более 500 человек. Владимир Ульянов будто бы был потрясен этими событиями, прочитав о них очерк В.Г. Короленко. Тогда-то якобы впервые и возникла у него идея увековечить память о чудовищном преступлении царизма в своем псевдониме.
Согласно третьей легенде, знаменитый псевдоним появился по другим, еще более интригующим обстоятельствам. Вместе с Надеждой Константиновной Крупской в одной из народных школ преподавала выпускница Бестужевских курсов некая Ольга Николаевна Ленина, к которой Владимир Ильич питал тайную привязанность. В память об этих, неизвестных даже самой Ольге Николаевне чувствах Владимир Ильич и присвоил себе ее красивую фамилию. Правда, у этой легенды есть и «официальная» версия. Один из братьев Ольги Николаевны принимал участие в подготовке нелегальной поездки Владимира Ильича за границу. Он будто бы и предложил изготовить конспиративный паспорт для выезда из России на имя своего отца, Николая Егоровича Ленина, в то время неизлечимо больного и находившегося чуть ли не при смерти человека. Паспорт на имя Ленина был сделан, и с тех пор со своей новой фамилией Владимир Ильич уже не расставался.
