Книга КГБ в Японии - Константин Преображенский

Кто же работает в этой службе? Какой же разведчик согласится поступить туда, чтобы подглядывать за своими товарищами по работе, подслушивать их разговоры, доносить на них? Что должно побудить его к этому?..

Изощренно-хитрая кадровая служба разведки подбирает в управление «К» именно тех людей, кому есть за что ненавидеть своих товарищей. Главным критерием служит зависть, негативная психологическая черта, активно используемая коммунистической партией в своей кадровой политике еще со времен Ленина. Зависть ленивого к работящему, бездарного к талантливому, слабого к сильному вызывает у человека чувство ущемленности и пробуждает в нем неукротимую энергию в стремлении возвыситься над одаренными и трудолюбивыми людьми любым способом.

Отдел кадров управления «К» усердно ищет во всех остальных подразделениях разведки тех, у кого не получается вербовочная работа, кому тяжело даются иностранные языки, кто трудно сходится с людьми и потому не имеет товарищей. Очень часто бывает так, что сотруднику разведки, не умеющему грамотно написать служебную бумагу и вообще слабо владеющему русским языком из-за того, что в детстве мало читал, и потому часто подвергающемуся насмешкам со стороны товарищей, вдруг предлагают перейти в управление «К»! Легко представить его ликование.

«Ну уж теперь я вам всем отомщу!» — думает он, радостно потирая руки.

— Это какая-то нелепость! Как можно такого дурака и неуча переводить в управление «К», ведь он там наломает дров! — удивляются молодые разведчики.

— Это вовсе никакая не ошибка, а продуманная кадровая политика! — объясняют им те, кто постарше и поопытней. — У такого человека не возникнет психологического барьера в слежке за вами, и он, не колеблясь, оснастит твою квартиру подслушивающей техникой…

Каждый разведчик, прибывающий на работу в токийскую резидентуру, как, впрочем, и в любую другую, должен в первый же день явиться к заместителю резидента по вопросам безопасности, представителю управления «К».

Явился на такую беседу и я. Мой собеседник, которого я в Токио встретил впервые, оказался на редкость малосимпатичным человеком с бегающими глазками. Это был У., о котором впоследствии много писали японские газеты. Изъяснялся он неграмотно, а на лице у него то и дело появлялась многозначительная улыбка, и всем своим видом он давал понять, что знает о вас нечто такое, что неизвестно и вам самим.

Впрочем, это был всего лишь прием психологического воздействия. Я это понял сразу, ибо в методах контрразведки как-никак разбирался, поскольку окончил в свое время контрразведывательную школу в Минске.

Озабоченно покачивая головой, У. долго рассказывал мне о коварстве отдела общественной безопасности Токийского полицейского управления, которое, мол, сразу начнет собирать обо мне сведения, но я лишь молча кивал, отлично зная, что больше всего будет в этом усердствовать сам У. Именно он, а вовсе не безвестный японский контрразведчик, представлял для меня теперь наибольшую опасность, и поэтому я, по всегдашнему шпионскому правилу, постарался установить с ним психологический контакт. Для этого, как известно, нужно дать человеку понять, что у тебя с ним имеется некая общность.

— Кстати, я ведь тоже контрразведчик! — радостным тоном сообщил я, придав своему лицу добродушное и простенькое выражение. — Я ведь обучался в минской школе! Мы с вами — коллеги!..

По лицу У. пробежала ироническая усмешка. Он хитро посмотрел на меня.

«Нет, дружок, теперь мы с тобой вовсе не коллеги! Именно я буду следить за тобой, а вовсе не наоборот, а в такой ситуации людей трудно назвать коллегами!» — говорил его взгляд.

Но я, словно не замечая этого, продолжал:

— Я мог бы оказать вам помощь в обеспечении безопасности отделения ТАСС в Токио!..

На языке КГБ это означало следующее: «Я готов шпионить за другими корреспондентами ТАСС и сообщать вам о них информацию».

У. откровенно рассмеялся, тотчас разгадав всю глубину моего замысла. Он понял, что я знаю о том, что почти все сотрудники ТАСС в Японии, кроме еще не завербованного журналиста К, давно уже являются агентами КГБ. Именно они набросятся на меня, стоит мне приступить к корреспондентской работе. Именно они будут создавать обо мне сплетни и слухи и потом сами же доносить их офицеру безопасности или самому У. Если я буду сам наблюдать за ними, то это даст мне возможность в какой-то степени контролировать их, упреждать их удары. Для управления «К» это было бы совсем не желательно.

— Нет, в ваших услугах такого рода мы не нуждаемся! — с улыбкой превосходства произнес У. — Для работы с советской агентурой существует управление «К», и мы с этой работой справляемся сами. Вы же займитесь своими прямыми обязанностями: научно-технической разведкой. Вербуйте агентуру среди японцев!

Далее все произошло так, как, очевидно, было заранее предусмотрено У. Едва прибыв в ТАСС и начав делать первые шаги в качестве токийского корреспондента, я сразу же ощутил повышенное внимание к своей персоне сразу двух журналистов, а также их жен. Все они, как я знал, были старыми агентами управления «К» да и по возрасту людьми немолодыми, под шестьдесят. Они не могли простить мне того, что я в столь молодом возрасте, в двадцать семь лет, приехал работать в Токио, в то время как они в эти годы еще и не нюхали роскошной заграничной жизни.

Каждое мое неосторожное слово тотчас же выворачивалось ими наизнанку, добавлялось множеством своих и в таком виде передавалось в КГБ. Например, когда однажды я поинтересовался у одного из них курсом доллара по отношению к иене, он тотчас поехал в посольство сообщать У. о том, что я приехал в Токио не для того, чтобы приносить пользу родине, а лишь ради иностранной валюты.

Потом я поддался на провокационный вопрос другого журналиста. Как-то в мимолетном разговоре со мной он посетовал на низкое качество японских продуктов питания. Я решительно возразил, заметив, что они, наоборот, гораздо лучше советских, в которых очень много химических добавок, никем не контролируемых и даже опасных для здоровья. Разумеется, этот журналист обвинил меня в антисоветских настроениях, сообщив в КГБ, что я критически оцениваю социальную политику советского руководства и преклоняюсь перед достижениями буржуазной Японии.

«Зачем КГБ заниматься такой ерундой, как собирание подобных слухов, заведомо лживых и пустячных по существу?» — спросит иной читатель.

А для того, чтобы поставить разведчика в зависимость от руководства резидентуры. Каждый из нас знает, что на него ведется дело в управлении «К», целиком состоящее из таких вот глупых доносов. Если он будет слишком строптив с начальством, оно может раскрыть эту папку и, например, воспрепятствовать повышению разведчика в должности или получению им награды, в то же время, если сотрудник резидентуры будет лоялен к руководству и станет выполнять все его желания, то об этой папке могут как бы забыть.

Методы работы управления «К» примитивны и грубы и, главное, хорошо известны всем остальным разведчикам. Помню, как один из работников управления «К», с которым у меня, как это ни странно, сложились в Токио приятельские отношения, рассказал мне о таком эпизоде.