Книга Великие Цезари. Творцы Римской Империи - Александр Петряков

Удивительно, что многие государственные деятели очень невнимательно прислушиваются к отзвукам истории своего отечества, но, как и многих людей, их ничему не учит собственное прошлое, любят они наступать на грабли при всяком удобном случае.

Так и Цицерон, донельзя униженный в свое время и изгнанный Клодием из отечества, ничтоже сумняшеся, стал задирать и Антония, а ведь Антоний не чета ничтожеству Клодию, этот человек широкого размаха, наверняка не спустит этой наглой собачьей брани.

Удивительный человек! Неужели он не видел, что время республиканских ценностей ушло безвозвратно и все его попытки дуть против хода истории ни к чему хорошему не приведут, что у власти так или иначе окажется кто-нибудь из этих проходимцев с деньгами и войском, как это и происходило в последние сто лет. Марий, Сулла, Помпей, Цезарь. Кто следующий?

А следующим стал Октавиан Август. И он, тогда еще мальчишка, казался Цицерону единомышленником, защитником интересов республики. Плутарх по этому поводу сетовал: «Он, старик, дал провести себя мальчишке – просил за него народ, расположил в его пользу сенаторов», а в результате «погубил себя и предал свободу римского народа».

И действительно, Цицерон расчищал тем самым дорогу во власть внучатому племяннику Цезаря. А этот хитрый мальчик в определенный момент посчитал для себя выгодным вступить в союз со своим главным обидчиком и непримиримым врагом Цицерона Антонием, при этом ему пришлось пожертвовать и Цицероном, правда, сделал он это не без колебаний, но об этом ниже.

Филиппики против Антония сыпались как из рога изобилия – не проходило ни одного заседания или собрания, где бы Цицерон не упражнялся в злословии, и с ядом и желчью обвинял Антония даже в том, что тот якобы знал о заговоре. Более того, перед последним отъездом Цезаря в Испанию на войну с детьми Помпея, оставаясь в Риме за хозяина, подсылал и сам наемного убийцу к диктатору. Это было нешуточное обвинение. Но было ли это на самом деле? Хоть Цицерон и говорит, что это обвинение доказано, у современных историков эта информация вызывает серьезные сомнения.

Далее события развивались так. Консулами на следующий, сорок третий, год были избраны Авл Гирций, верный соратник Цезаря, и Гай Вибий Панса, тоже цезарианец. Антоний же по окончании срока своих консульских полномочий отправился наместничать в Галлию, но место это уже успел занять Децим Брут Альбин, которому эта провинция была обещана самим Цезарем еще при его жизни. Антоний попытался взять провинцию силой, но сенат, под давлением Цицерона, послал на помощь Дециму Бруту подкрепление во главе с обоими консулами и Октавианом. Антоний под Мутиной, где сидел в осаде Децим Брут, хоть и потерпел поражение, однако в этой ожесточенной битве погибли оба консула. Антоний с недобитым своим войском отошел к Альпам. В Риме царило полное ликование, и Цицерону удалось склонить сенат к тому, чтобы Антоний был объявлен врагом отечества.

Таким образом, Цицерон вновь, как и во времена Катилины, оказался вершителем судеб и мог вновь, не без оснований, называть себя «спасителем отечества». Сенат после победы над Антонием вручил верховное командование Дециму Бруту, при этом назначил ему триумф. Секст Помпей получил звание командующего флотом, а Октавиану была пожалована так называемая овация или малый триумф. Он настаивал на полноценном триумфе, однако ему было сказано, как в свое время Суллой Помпею, что он еще молод для этого.

Самолюбие Октавиана было оскорблено, да и как политик он понимал, что его хотят использовать как пешку, не допуская до управления государством. Ему, наследнику Цезаря, больно было смотреть, что республиканцы взяли верх и убийцы его приемного отца распоряжаются его политическим наследием. Поэтому он постарался забыть свои обиды на Антония и пошел с ним на сближение, узнав, что еще один цезарианец, Лепид, управлявший Ближней Испанией и Нарбоннской Галлией, кому сенат поручил добить Антония, делать этого не стал, а, наоборот, соединился с ним.

Встревоженный этим сенат назначает Октавиана вместе с Децимом Брутом командовать войсками против Антония и Лепида. Октавиан ставит условие: если ему будет дарована консульская власть. Сенат отказывает. Тогда Октавиан во главе восьми легионов оккупирует без сопротивления столицу, добивается консулата, а также осуждения убийц Цезаря, объявленных вне закона.

Цицерон во время возникшей паники и неизбежных беспорядков куда-то скрылся и лишь затем добился аудиенции у Октавиана, этого «божественного юноши», как он называл его совсем недавно. При встрече наследник Цезаря язвительно заметил великому демагогу, что из всех друзей он явился к нему последним.

После этого состоялось свидание Антония, Лепида и Октавиана в ноябре сорок третьего года под Бононией (нынешняя Болонья), куда каждый из них прибыл во главе пяти легионов. На маленький речной островок соорудили мостик, и по нему первым прошел Лепид и, убедившись в безопасности, махнул Октавиану и Антонию плащом.

Собравшиеся договорились здесь о пятилетнем соглашении, по которому они становятся верховными правителями государства с правом назначать сенаторов и прочих должностных лиц, чеканить деньги и быть верховными судьями без права апелляции. Так возник новый триумвират.

В ближайшей перспективе Лепид получал консульство на сорок второй год, а Антоний и Октавиан отправлялись на войну с Брутом и Кассием, которые сумели собрать на Востоке внушительную армию и чувствовали там себя довольно уверенно, имея материальную базу и человеческие ресурсы. Эти так называемые республиканцы вели себя там как цари и даже чеканили монеты со своим изображением.

Новые триумвиры не пошли по стопам Цезаря, провозглашавшего для своих соотечественников принцип милосердия в гражданских войнах. Обжегшись на молоке, гласит пословица, дуют на воду. Эта политика Цезаря привела к мартовским идам, когда прощенные им помпеянцы его же за это «отблагодарили» хорошо отточенными кинжалами, и триумвиры решили вернуться к методам Суллы. Уже во время встречи под Бононией были составлены первые проскрипционные списки. Новые правители не щадили даже своих родственников: Лепид внес в список своего родного брата Павла, а Антоний своего дядю Луция лишь за то, что они под воздействием демагогических выступлений Цицерона также высказались за признание Антония и Лепида врагами отечества.

В числе первых семнадцати оказался в них и великий оратор. Октавиан не хотел его смерти и лишь на третий день переговоров уступил нажиму Антония и согласился внести Цицерона в списки.

«Во время этих событий, – пишет Аппиан, – в Риме происходили многочисленные грозные чудеса и знамения. Собаки выли все зараз, словно волки, – зловещее предзнаменование, волки – необычайное в городе животное – бегали по форуму. Вол стал издавать человеческие звуки; новорожденный ребенок начал говорить. Из статуй богов одни покрылись потом, другие – кровавым потом. Слышались громкие крики мужчин, бряцание оружия, бег коней, хотя никого не было видно. Вокруг солнца наблюдались многие зловещие признаки; падал каменный дождь, непрестанные молнии поражали храмы и изображения богов…»

Были эти знамения в действительности или это обычный для античных историков мифологический подтекст реальных событий, сказать сейчас невозможно, но то, что вскоре в столице в образе хищных волков появились бряцающие оружием солдаты и стали вершить казни проскрибированных, это факт. Аппиан описывает гибель нескольких должностных лиц и рисует другие яркие картины этой жестокой карательной кампании, при этом приговоренных в первую очередь выдавали дети, хотевшие поскорей завладеть наследством, затем рабы и вольноотпущенники, и лишь в последнюю очередь своих мужей выдавали жены, что тоже вполне понятно.