Книга Эвита. Женщина с хлыстом - Мэри Мейн

Перон отложил свою поездку по стране, но вся Аргентина была наводнена пропагандистскими листовками; говорили, что перонистская реклама стоила миллион песо в день, причем имя Эвы и ее фотографии появлялись там так же часто, как имя и фотографии Перона. По обеим сторонам Калье Флорида были воздвигнуты леса, на которых укрепили плакаты, прославляющие «новую Аргентину Перона», с портретами Эвы и Перона, с перонистскими гербами. Чтобы установить такое препятствие для уличного движения, пришлось поступиться доходами магазинов, чьи входные двери и окна были загорожены лесами и к которым, по замечанию одного из очевидцев, не смогли бы пробиться даже пожарные машины. Теперь мессы служили не только во всех церквах, но и у алтарей, воздвигнутых на площадях и автостанциях, и любой прохожий мог вознести молитву о выздоровлении Эвы; то тут, то там попадались маленькие группки, которые, неся с собой образы Святой Девы и свитки с молитвами о выздоровлении Эвы, шествовали в Лухан; люди в приступе повальной истерии в огромном количестве сдавали кровь для переливания; по всей стране среди самых разных слоев населения проходили бесчисленные собрания, демонстрации, митинги. Все это создавало Перону достойную предвыборную кампанию. И то, что оппозиция еще продолжала где-то заседать, рассматривалось перонистами как невнимательность по отношению к больной женщине.

После того как доктор Пак обследовал Эву в октябре и неизбежность операции стала очевидной, проблема здоровья Эвы, казалось, перевесила все прочие, и демонстрация народных чувств приняла заговорщическую окраску, как приготовления к Рождеству; словно ради того, чтобы потворствовать умирающему ребенку, образовался как бы негласный союз прессы и широкой публики. Было объявлено, что в этом году День лояльности, 17 октября, будет посвящен Эвите. В процессе подготовки к этому событию по всему городу и во всех государственных школах расставили телевизоры.

Пласа де Майо оказалась так же заполнена народом, как и в 1945 году; 17-е и 18 октября объявили праздниками, и снова все театры и кинотеатры предоставляли бесплатные развлечения. Эва появилась на балконе Каса Росада и уселась в кресло; она была без шляпы и в узком темно-красном пиджаке, бледная и изможденная – болезнь и сила воображения позволили ей сыграть роль religieuse[35]. Перон возвышался над ней, а вокруг стояла вся перонистская элита: Эспехо, Фрейер, Кампора, Апольд, Алое и даже полковник Мерканте, которого вернули на время празднования. Толпа бурно аплодировала и скандировала партийный марш «Перонистские ребята». Эспехо сказал речь, в которой превознес самоотверженность Эвы, и преподнес ей «Лавры благодарного отличия» первой степени – украшение, которое, похоже, было сделано специально для нее. Она не могла сразу ему ответить – доктор вообще возражал против ее появления. Затем Перон приколол ей на грудь «Большую перонистскую медаль», высочайшую награду в знак признания ее самоотверженности, выразившейся в том, что она сняла свою кандидатуру. Он обнял Эву, и на мгновение она, рыдая, припала к его плечу.

«Этот чудесный народ, – сказал Перон, – который мы уже назвали лучшим в мире, решил, что сегодняшнее 17 октября должно быть посвящено Эве Перон. Не может быть дани уважения более справедливой, более глубокой, более почетной, чем это посвящение 17 октября Эве Перон. Она не только руководитель и вдохновитель нашего движения, Эва Перон – одна из величайших женщин всего человечества». Затем он попросил о полной тишине, чтобы сеньора Эва Перон могла говорить без напряжения.

То, что Эва смогла произнести эту речь, – еще одно доказательство ее удивительной решимости. В полной тишине она начала:

«Возлюбленные мои «люди без пиджаков», сегодня для меня – день великого волнения. Всей душой я желала быть с вами и с Пероном в этот торжественный для всех «людей без пиджаков» день. Я никогда не забуду внимания, которое оказывал мне народ всякий раз 17 октября. Я заверяю вас, что ничто и никто не мог удержать меня от того, чтобы прийти сюда, потому что я в неоплатном долгу перед Пероном и перед вами, перед рабочими и ребятами из ГКТ, и для меня не имеет значения, если, чтобы его оплатить, я должна буду расстаться с жизнью.

Я должна была прийти, и я пришла, чтобы поблагодарить Перона, и ГКТ, и «людей без пиджаков», и мой народ. Перону, который только что почтил меня самой высокой наградой, которую могут дать перонисты, я никогда не смогу оплатить свой долг, даже если я отдам жизнь в благодарность за ту доброту, которую он всегда выказывал мне. Ничто из того, что я имею, ничто из того, чем я являюсь, ничто из того, о чем я думаю, не мое; все это принадлежит Перону. Я не буду говорить привычной лжи о том, что я этого не заслуживаю; да, я заслужила это, мой генерал. Я заслужила это благодаря лишь одной вещи, которая стоит всего золота мира. Я заслужила это, потому что все, что я делаю, я делаю ради любви к моей стране. То, что я сделала, не имеет цены; мое отречение не имеет цены; то, чем я являюсь, и то, что я имею, не имеет цены. У меня есть лишь одна ценная вещь, и это – мое сердце. Что-то жжет мне душу, пронзает болью мою плоть, напрягает мои нервы: это – любовь к народу и к Перону. И я благодарю вас, мой генерал, за то, что позволил мне узнать и полюбить вас. Если народ попросит мою жизнь, я отдам ее с песней, потому что счастье «людей без пиджаков» стоит больше моей жизни.

Я должна была прийти сюда, чтобы сказать спасибо ГКТ за Лавры, которыми они наградили меня, которые для меня – самое дорогое напоминание о рабочих Аргентины. Я должна была прийти, чтобы сказать спасибо рабочим и ГКТ, которые посвятили этот славный день простой женщине.

Я должна была прийти, чтобы сказать вам, как я всегда говорила, что нам необходимо бдительно следить за всеми направлениями нашей борьбы. Опасность не миновала. Враги народа, Перона и нашей patria не спят. Необходимо, чтобы каждый рабочий Аргентины бодрствовал и не спал, потому что враги работают под тенью предательства и подчас прячутся за улыбкой или за протянутой рукой. Я должна была прийти, чтобы поблагодарить всех моих возлюбленных «людей без пиджаков» со всех уголков нашей patria, потому что 28 сентября вы умели рисковать своими жизнями ради Перона. Я была уверена, что вы будете знать, как знали это и раньше, каким образом действовать, чтобы оградить Перона. Враги Перона и родины уже давно знают, что Перон и Эва Перон готовы умереть за народ. Теперь они знают, что народ готов умереть за Перона.

Сегодня я прошу вас только об одном, товарищи: публично поклясться защищать Перона и бороться за него, и мы должны кричать нашу клятву в течение минуты, чтобы звуки ее могли достигнуть самых отдаленных уголков земли».

После этого толпа разразилась громогласным ревом: «Моя жизнь – за Перона! Моя жизнь – за Перона!», который, если и не достиг самых отдаленных уголков земли, то вполне мог быть услышан в тюрьмах Вилья Девото и Сан-Мигель. Когда крики сменились тишиной, Эва продолжала:

«Я благодарю вас, товарищи, за ваши молитвы о моем здоровье. Я благодарю вас от всего сердца. Я надеюсь, что Бог слышит мольбы народа моей родины, и потому я смогу скоро вернуться в бой и продолжить свою борьбу вместе с Пероном – за вас, и с вами – за Перона до самой моей смерти.