Книга Николай и Александра - Роберт К. Масси

И в новых нарядах Распутин оставался мужиком. Он похвалялся тем, что его, простого крестьянина, принимают в самых изысканных салонах, и он выставлял напоказ свое происхождение перед титулованными поклонницами. Когда аристократы, сняв с себя меха и бархат, отдавали лакею верхнюю одежду, старец протягивал ему свой простой крестьянский кафтан. В светские разговоры сибиряк вставлял непристойные выражения. Срывались у него с языка они отнюдь не случайно. Напротив, вульгарные словечки Распутин произносил часто и со смаком, наслаждаясь произведенным им впечатлением. Любил описывать неприличные любовные сцены, какие наблюдал у лошадей в Покровском. Потом, неожиданно повернувшись к какой-нибудь красивой даме в декольте, говорил: «Эй, ты, красивая кобыла!» Этот мужик убедился, что в светских салонах его рассказы о Сибири слушают с таким же интересом, как и во дворце. Бывало, рассевшись где-нибудь в элегантной гостиной, он укоризненно качал головой: «Да, вот, милые вы мои. Больно вы тут изнежились… Поедемте-ка со мной летом в Покровское, на сибирские широкие просторы. Рыбу будем ловить, в поле работать. Вот когда вы научитесь понимать Бога-то!» За столом он себя вел некультурно. Поведение старца за обедом описал ювелир Арон Симанович, помощник и секретарь Распутина: «Он за столом руками распределял среди своих поклонниц куски пищи». Но, вместо того чтобы вызывать отвращение, вульгарные манеры «Божьего человека» только восхищали манерных, чопорных аристократов.

Вначале в светском обществе Распутин вел себя осмотрительно. Однако вскоре убедился, что многих окружающих его женщин привлекает в нем не только религиозность, но и чувственность натуры. Возбуждался Распутин легко. Охваченный похотью, он начинал жестикулировать, глаза загорались, в голосе появлялось что-то непристойное, скабрезное. За первыми легкими победами последовали другие, еще более легкие, а скандальная репутация лишь усиливала интерес к этому таинственному «святому». Много женщин «освятилось» через старца Григория: и знатные дамы, и жены офицеров, несших службу вдали от дома. И актрисы, и простолюдинки искали грубых, унизительных ласк сибирского мужика. Отдаться немытому крестьянину с нечесаной бородой и грязными руками было новым и острым ощущением. По словам Симановича, Распутину не было отбоя от женщин.

Распутин поощрял своих поклонниц, излагая собственную теорию спасения души. Дескать, спастись можно только через раскаяние. Выходит, чтобы покаяться, надо сперва согрешить. Так что Распутин олицетворял собой и грех, и раскаяние, и спасение. Фюлеп-Миллер писал: «Григорий Ефимович давал возможность женщинам удовлетворить сразу две потребности – спасения души и удовлетворения плотских желаний… Поскольку Григорий был для женщин воплощением Бога, совокупление с ним не могло быть греховным; так что впервые в жизни женщины обретали счастье, не испытывая угрызений совести».

Во многих случаях «честь» служить объектом похоти «отца» Григория являлась предметом гордости не только самих дам, но и их мужей. «Распутинка» Е. Джанумова, сама противившаяся объятиям «Божьего человека», удивленно спросила одну из его поклонниц: «Да неужели же вы согласились бы?» – «Конечно, я принадлежала ему и считаю это величайшей благодатью». – «Но ведь вы замужем, как же муж?» – «Он знает это и считает это великим счастьем. Если отец пожелает кого, мы считаем это величайшей благодатью, и мы, и мужья наши, если у кого есть мужья».

Каждый день на квартиру к Распутину приходило множество его поклонниц. Усевшись в столовой, они прихлебывали вино или чай, сплетничали и слушали разглагольствования старца. Те, кто не мог прийти, телефонировали, слезно прося простить их за отсутствие. Одна из его поклонниц, оперная певичка, часто звонила Распутину и пела в телефонную трубку его любимые песни. Поднеся трубку к уху, старец кружился по комнате в танце. Сев на стул, гладил руки и волосы своих соседок. Иногда, поставив на стол рюмку мадеры, сажал к себе на колени какую-нибудь молоденькую девушку. Едва на него находило вдохновение, он бесцеремонно вел избранницу в спальню, которую «распутинки» называли «святая святых». Уже занятый «делом», старец при необходимости успокаивал партнершу, шепча ей на ухо: «Ты думаешь, что я тебя оскверняю? Я тебя очищаю».

Опьянев от побед и не в силах уняться, Распутин попытался ухаживать даже за великой княгиней Ольгой Александровной, сестрой императора. Однажды после обеда она пошла с государем и императрицей в гости к Вырубовой.

«У нее сидел Распутин, – вспоминала великая княгиня. – Он, похоже, был рад моему приходу. Когда хозяйка вместе с Ники и Алики вышли на несколько минут из гостиной, Распутин встал, обнял меня и начал мне гладить руку. Ни слова не говоря, я отодвинулась от него. Потом поднялась и присоединилась к остальным…»

Через несколько дней в петербургском дворце великой княгини появилась, вся красная и растрепанная, А. А. Вырубова. Она стала умолять Ольгу Александровну принять Распутина: «Ну пожалуйста, он так хочет вас видеть». «Я отказалась наотрез, – пишет великая княгиня. – Насколько мне известно, Ники мирился с появлением Распутина во дворце лишь оттого, что старец действительно оказывал Алексею помощь».

Хотя «чудотворец» ничего не позволял себе по отношению к великим княжнам, появление его в детских бросало тень на девочек. После того как дети надевали ночные сорочки, Распутин иногда поднимался к ним наверх, как бы для того, чтобы помолиться вместе с ними.

Пьер Жильяр в мемуарах вспоминал: «Мадемуазель Тютчева, гувернантка великих княжон, первая сделала попытку при дворе снять маску с обманщика, но все ее старания разбились о слепую веру ее государыни… Она попросила, чтобы Распутин, по крайней мере, не поднимался бы в тот этаж, где проживали дети». Дело кончилось тем, что императрица разгневалась не на Распутина, а на Тютчеву, посмевшую усомниться в святости «Божьего человека». Понимая неуместность визитов сибирского крестьянина в спальни дочерей, Николай II запретил ему там появляться. Позднее Тютчева была уволена, по ее мнению, по настоянию Распутина, под влиянием которого, как она полагала, находилась императрица. Тютчева вернулась в Москву, где жили ее влиятельные родственники. В частности, она была знакома с великой княгиней Елизаветой Федоровной. История гувернантки вскоре стала известна всей Москве. Тютчева умоляла великую княгиню поговорить с младшей сестрой и открыть ей глаза на происходящее. Элла охотно согласилась. Сама искренне верующая, она считала Распутина похотливым богохульником и шарлатаном. Всякий раз, когда ей представлялась такая возможность, Елизавета Федоровна говорила государю о старце – иногда осторожно, иногда с горечью и досадой. Но все ее попытки оказались тщетными, приведя к взаимной отчужденности, а затем и разрыву между сестрами.

В 1911 году весь Петербург был возмущен похождениями любвеобильного крестьянина. Не все мужья смотрели сквозь пальцы на его разгул, не всем петербургским дамам было по нраву, когда им расстегивают пуговицы на блузках. Даже великие княгини Милица и Анастасия закрыли перед ним двери своих салонов. Супруг Анастасии Николаевны, «военная косточка», великий князь Николай Николаевич, поклялся не пускать «святого черта» на порог своего дома. Обе черногорские принцессы даже съездили в Царское Село, чтобы рассказать императрице, каково истинное лицо сибирского «чудотворца», но та встретила их холодно.