Книга Кортес - Кристиан Дюверже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кортес подарил Божьей Матери Гваделупской золотого скорпиона, инкрустированного драгоценными камнями, – благодарственное приношение, первый мексиканский дар Святой Деве, которая три года спустя явится индейцу на склонах холма в Тепейаке. Эрнан заказал службы, пожертвовал золото монастырю. Неизвестно, принесли ли сокровища Новой Испании ему покровителя на небесах, но поездка в Гваделупу ему точно обеспечила покровительницу на земле. Мария де Мендоса будет без устали рассыпать похвалы конкистадору перед своим могущественным супругом.
Однако Кортес не извлечет всей возможной выгоды из своего нежданного знакомства с супругой королевского секретаря. Та намеревалась женить впечатляющего завоевателя Мексики на своей младшей сестре Франческе, которую все находили очаровательной, но Эрнан уже был помолвлен. Его отец, Мартин, еще два года назад подготовил брачный союз с юной Хуаной де Зунига. До сего времени Кортес упрямился и не соглашался на приезд девушки в Мексику.[207] Но, оказавшись в испанской среде, он последовал воле отца.
Почему же Мартин остановил свой выбор на дочери Карлоса Рамиреса де Ареллано, графа д'Агилар? Чтобы отдать должное старой семейной истории. Хуана была внучатой племянницей Хуана де Зунига, который стал последним великим магистром ордена Алькантары. Именно он сместил в 1479 году с этого поста Алонсо де Монроя, вынужденного отправиться в изгнание. Соединить снова семьи Монроев и Зунига было своего рода способом восстановить единство древнего духовно-рыцарского ордена, чьи владения всегда составляли богатства этих двух родов. Супруга, обещанная Кортесу, приходилась также племянницей Альвару де Зунига, герцогу Бехарскому, о котором говорили, что он седьмой по богатству человек в Кастилии.[208] Кроме того, герцог Бехарский и его зять граф д'Агилар занимали видное место при дворе и могли стать влиятельными покровителями Кортеса. Согласившись на брак с Хуаной, Эрнан выполнил свой долг в отношении отца и Монроев, а также обеспечил себе защиту, столь необходимую в грядущей борьбе.
Если бы Кортес был всего лишь карьеристом и приспособленцем, он бы воспользовался симпатией Марии де Мендоса и женился бы на ее сестре. Став свояком Франсиско де лос Кобоса, он получил бы все шансы добиться от короля назначения губернатором Новой Испании или, еще лучше, титула вице-короля. Таково мнение Берналя Диаса дель Кастильо, враждебно относившегося к Хуане де Зунига и, напротив, очарованного Франческой де Мендоса.[209] Но женившись на Хуане, Кортес вернулся к ценностям своей семьи.
Для конкистадора этот брак означал полный разрыв с мексиканским прошлым. Ему, с душой индейца, приходилось становиться заложником испанских корней. В Кастилии он не мог пройти к вершинам власти, демонстрируя свои симпатии к туземцам. Ему следовало скрывать недоверие к испанцам. Если он хотел вернуть себе управление Мексикой, у него не оставалось иного выбора, кроме как жениться и этим приобрести для себя могущественных покровителей.
Встреча с Карлом V
Хотя Кортес, вспоминая о пребывании в Испании в беседе с капелланом Лопесом де Гомарой, был весьма немногословен, тем не менее можно заключить, что ему пришлось прождать несколько долгих недель, прежде чем добиться аудиенции у императора. Встреча состоялась в Толедо летом 1528 года, по-видимому, в сентябре, и только стараниями адмирала Кастилии, герцога Бехарского и графа д'Агилара, своего будущего тестя. Все трое присутствовали на приеме, равно как и Франсиско де лос Кобос, перешедший под давлением супруги в лагерь сторонников Кортеса. Вот, наконец, губернатор Новой Испании предстал перед императором. Кортес всегда был чужд раболепия и угодничества, но на этот раз он выполнил все требования протокола и склонился перед сувереном, став на колено. Встреча прошла в натянутой, напряженной атмосфере. Если Кортес был губернатором без власти, то и государь находился в нелучшем положении, переживая серьезнейшие затруднения.
Карл V не сумел воспользоваться оглушительной победой над Франциском I. 24 февраля 1525 года французы были разгромлены в битве при Павии недалеко от Милана, а их король взят в плен. В августе он был доставлен в Мадрид и заключен в тюрьму, где содержался в неподобающих его особе условиях. Подле французского короля, относившегося к войне как к рыцарскому поединку, Карл V показал себя коронованным карликом, лишенным величия духа. 14 января 1526 года он вынудил Франциска I подписать Мадридский договор, по которому французский король возвращал себе свободу в обмен на Артуа, Бургундию и выкуп в три миллиона экю. По требованию Карла V два младших ребенка Франциска становились заложниками соблюдения условий договора.
Бракосочетание Карла V с Изабеллой Португальской, состоявшееся в апреле того же года, ни в коей мере не могло компенсировать все свалившиеся на императора напасти. После поражения имперцев под Мохачем турки заполонили подвластную Фердинанду Венгрию. А 6 мая 1527 года ландскнехты Карла V вступили в Рим и подвергли город разорению. В длинном перечне богохульных и варварских злодеяний разграбление Рима занимает одно из первых мест. Почти целый год войска Карла V, не получавшие жалованья, мстили тем, что убивали, грабили, жгли и вымогали. Опьяненная безнаказанностью солдатня перешла к откровенному вандализму. Отбивали головы у статуй, рвали древние манускрипты, жгли картины прославленных мастеров. Папа и его кардиналы были взяты в заложники. Вся Европа объединилась против Карла V, виновного в поругании средоточия христианства.
22 января 1528 года Франциск I и английский король Генрих VIII объявили Испании войну. В отместку Карл V заточил в темницу детей Франциска, которых держали в Сеговии в недостойных условиях. Этот акт вызвал всеобщее негодование. В довершение всего Карла свалил приступ подагры.
Кортес знал цену своему собеседнику. Король не гнушался захвата заложников, вел себя подобно главарю бандитской шайки. Как смел этот человек бросать ему обвинения в злоупотреблениях, которых к тому же он не совершал? Кортес смотрел королю прямо в глаза: конкистадор решился идти до конца. Он подготовил записку, в которой изложил все свои деяния и планы на будущее. Кортес ни на йоту не отошел от своих взглядов. В длинной речи он объяснил королю суть своей политики, выступая за сохранение традиционных индейских структур и христианизацию туземцев монахами нищенствующих орденов. Он еще раз пытался оправдать репартимьентос, защищая свое видение равновесия между сохранением индейцев и проживанием испанцев на этих землях. Он не произнес слова «смешение», но оно отчетливо прослеживалось во всех его предложениях. Король слушал, пытаясь прочесть в глазах своих советников то, что он должен был ответить, но слова Кортеса доходили до сердца без посредников. Даже если бы он не сказал ни слова, Карл V не смог бы устоять перед его страстным напором, убежденностью в собственной правоте. Но сама Америка, однако, оставалась для короля не более чем абстракцией.