Книга Целиковская - Михаил Вострышев

Ее ближайшей подругой была Надежда Якунина — переводчик и преподаватель английского языка. Они могли часами обсуждать все крупные и мелкие проблемы жизни, политики, искусства. Каждый день, ближе к вечеру, они перезванивались и докладывали друг другу, что происходило в этот день, советовались и принимали решения, как дальше жить. У Лиды было мало молока и мой сын — Каро — молочный брат чудной девочки, а сейчас уже взрослой девушки — Веры. Когда у Лиды кончилось молоко, Каро выкармливала Надя Якунина. Мы так сроднились, что до сих пор Надя перезванивается уже не с мамой, а с Лидой, в которой, по ее словам, она нашла подругу в продолжение ее тесного общения с мамой. А Каро дружит с Верочкой, и они часто встречаются в общих компаниях, хотя у каждого сейчас своя личная жизнь.

Были у мамы друзья совсем из других сфер деятельности. Она подружилась с моими преподавателями по Бауманскому институту: прежде всего с Виктором Владимировичем Зеленцовым и его женой Гелианой Николаевной. Друзьями были Наталья Сергеевна Данько — врач-отоларинголог — подруга по отдыху на природе и по поездкам за продуктами по Подмосковью (там продукты были значительно дешевле). Геннадий Подольский, который вместе с артистами Театра Вахтангова Мишей Воронцовым и Олегом Форестенко продолжил "картежное дело" после безвременного ухода из жизни "первого состава" картежников.

Вообще трудно перечислить людей, с которыми мама встречалась как по делам, так и в часы досуга. Иных уж нет, а те долече… Но те, кто остались и с кем мы встречаемся, продолжают дружить с нашей семьей так же, как это было при маме.

"Я буду, как папа Бемби, появляться в трудные минуты вашей жизни", — говорила мама нам, своим близким. И вот прошло много лет, как ее нет, но не отпускает мысль: что-то мы не сделали, не сказали те слова, которые должны были сказать о ней. А время для этого давно уже настало. Мы все искренне благодарны известному театральному критику и другу семьи Борису Михайловичу Поюровскому, который вопреки всем и всему взял на себя инициативу и все трудности, связанные с проведением вечеров памяти Людмилы Целиковской в Доме актера имени Яблочкиной. Его настойчивость и профессионализм сделали эти вечера заметным явлением в театральной жизни Москвы.

Мама была легким человеком. Ее нельзя назвать покладистой — именно легкой. Могла иногда даже крепко сказануть в шутку, если мы сильно пристаем. Могла и поругать, но всегда не оскорбительно и с юмором. Последние два года она тяжело болела, перенесла две операции, хотя продолжала работать. Но веселое настроение она сохранила до последних дней. Это у нее потомственное — несгибаемая жизнерадостность. "Санечка, — говорила она, — когда я буду умирать, заведи Второй концерт Рахманинова. Я его услышу, забуду, что смерть стоит у дверей, и, примиренная, расстанусь с жизнью". Очень любила русскую музыку Чайковского и Рахманинова. Она умерла в Кунцевской больнице на моих руках в шесть часов вечера 3 июля 1992 года. Конечно, было не до музыки, и я не смог выполнить мамину волю. Каюсь. Завели Рахманинова уже дома после похорон.

Когда друзья пришли к нам в дом на сороковой день помянуть маму, я пригласил их на день рождения мамы 8 сентября. Мне хотелось, чтобы не угасла эта замечательная традиция, существовавшая при маминой жизни. И каждый год в этот день мы накрываем стол, как она любила, и ощущаем, что она где-то рядом. Приходят Вячеслав Шалевич, Людмила Максакова, Марианна Вертинская, Михаил Воронцов, Галина Львовна Коновалова, Борис Поюровский, Владимир Довгань, Надежда Якунина, Наталья Сергеевна с мужем Виктором и многие другие ее друзья. Поем мамины песни, хохмим, говорим ее любимые тосты и шутки. Думаю, что ей понравилось бы, что мы не поминаем, а именно вспоминаем ее с радостью и улыбкой. И вот в этот день мы все веселимся, поем песни, вспоминаем смешные эпизоды, связанные с мамой, обсуждаем свои дела. И создается ощущение, что мама просто вышла в другую комнату и сейчас вернется к столу. Лида печет пироги с капустой и яблочный штрудель, какие пекла мама, и накрывает стол, как это любила делать бабушка Екатерина Лукинична. Этот светлый праздник мы отмечаем не скорбно, не грустим, а радуемся и веселимся, что судьба нас всех свела с мамой и что мы снова вместе.

Удивительный случай произошел во время открытия памятника на Новодевичьем кладбище. Собрались друзья, артисты Вахтанговского театра, вспоминали маму добрым словом. И вдруг кто-то, кажется, Михаил Ульянов или Вячеслав Шалевич, подняв голову вверх, воскликнул: "Смотрите! Как здорово!" На небе расцвела радуга, уходящая своими концами вверх. Словно улыбка появилась на голубом лице небосклона. Все тотчас принялись обсуждать чудесное видение и говорить: "Значит, Люся нас видит". "Она нас приветствует". "Ей нравится, что мы собрались вместе и говорим о ней". Эта сверкающая на голубом небе радуга — улыбка Л. Целиковской. Она до сих пор стоит у нас перед глазами.

Взаимоотношения мамы и сына

Когда я слышу об отношениях детей и родителей, о взаимоотношениях прошлого, настоящего и будущего, мне приходят на ум строки Н. Гумилева:

Солнце свирепое, солнце грозящее, Бога в пространствах идущего Лицо сумасшедшее. Солнце, сожги настоящее Во имя грядущего, Но помилуй прошедшее.

Очень жаль, когда видишь сейчас примеры отсутствия уважения к родителям сегодняшнего молодого поколения. Мне кажется, нельзя успешно воспитывать своих детей, не подавая им пример уважения и почитания своих родителей. Хотя, наверно, это естественно, что молодежь идет вперед, обгоняет на каком-то этапе своих родителей, начинает раздражаться излишними нравоучениями "предков", их излишней заботой, советами, примерами. Хочется верить, что наши с мамулей отношения были очень дружескими, и мне не в чем себя упрекнуть. Я стараюсь вести себя с моим сыном так же дружески, как мама вела себя со мной, и быть для него не столько отцом, сколько старшим другом. Мне кажется, что в основном это получается.

Чтобы дать представление о наших с мамой взаимоотношениях, приведу частично текст интервью, которое я дал корреспонденту газеты "Семья" в июне 2000 года.

Мама обсуждала с Вами вопрос своего выхода замуж за Любимова?

Нет, потому что, когда это произошло, мне было десять лет. Юрий Петрович любил маму, а она любила его, поэтому это было естественно.

Вы обиделись за маму, когда Любимов ушел?

Конечно. Но у нас в характере есть одна фамильная черта, видимо, от предков Алабянов и Целиковских передалась. Мы долго терпим, а потом обрубаем, сразу, беспощадно и навсегда. И больше этой темы не касаемся. Когда Любимов ушел, мама сказала: "Этого человека больше нет в моей жизни". Он и из моей жизни исчез навсегда.

Вы ее, как сын, ревновали к Юрию Петровичу?

Нет. Она всегда была мне мамой и не могу сказать, что она делала что-то в ущерб мне. Хотя иногда ей, конечно же, было трудно находиться между молотом и наковальней, это я уже сейчас понимаю.

Интересно, чью сторону в Ваших с Любимовым спорах занимала Людмила Васильевна?