Книга Занимательная медицина. Средние века - Станислав Венгловский

В России, надо сказать, об открытии Лаэннека заговорили очень рано, задолго до его официального признания на родине, во Франции. В стенах Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии, еще в 1815 году о нем рассказывал профессор Петр Александрович Чаруков; в 1828 году он написал по этому поводу большую статью. В Москве такую позицию популяризатора занял профессор Григорий Александрович Сокольский.

Однако особого расцвета аускультация, как метод исследования больных, получила во времена деятельности Сергея Петровича Боткина, выдающегося врача-диагноста. О нем мы поговорим в подходящем для того месте.

Глава 19. Удивительные лучи

Арган: Почему же вы не допускаете, братец, чтобы один человек мог вылечить другого?

Беральд: По той причине, братец, что пружины нашего механизма – это тайна, в которой до сих люди никак не могут разобраться: природа опустила перед нашими глазами слишком плотные завесы, чтобы можно было через них что-либо разглядеть.

Мольер. Мнимый больной.

XIX век, пожалуй, заслуживает особого разговора. Это было время прорыва не только в медицине. Что касается медицинской науки вообще и в частности диагностики, то есть методики распознавания болезней, – то именно в XIX веке медицинская наука предоставила стартовые площадки для новых, уже прямо-таки дерзновенных открытий.

Врачу, практиковавшему в конце XIX века, впору было искренно посочувствовать своему коллеге, которому выпало лечить пациентов всего лишь за полстолетия до того момента, и удивляться столь разительным переменам.

В самом начале XIX века медицинская наука во многих отношениях оставалась еще в тисках инерции и порою пасовала в таких безвыходных для нее ситуациях, которые запросто решались рядовыми врачами в конце указанного срока, естественно, после многих совершившихся открытий и прозрений, о которых мы немало говорили и будем еще говорить немало.

Врачи конца XIX века с уверенностью утверждали, что они не допустили бы тех потерь, которые человечество понесло по причине своего незнания. К примеру, одной из таких очевидных ошибок было неправильное лечение сраженного на дуэли Александра Сергеевича Пушкина. Да мало ли что припоминается нам, даже на современном уровне развития медицинской науки…

* * *

Одно из таких замечательных открытий, способствовавших настоящей революции в медицине, было приурочено к самому концу XIX века.

Это было время, когда врачи уже овладели тайной обезболивания, узнали причины возникновения многих инфекционных болезней, со всей тщательностью изученных Луи Пастером, Робертом Кохом и другими яркими подвижниками науки, уже освоившими приемы асептики и антисептики. Они, наконец – то, заставили себя облачиться в белые халаты, а головы свои покрыть столь же белоснежными колпаками, привыкли мыть руки, по крайней мере, перед предстоящей им операцией, начали кипятить инструменты и обрабатывать их специальными обеззараживающими веществами.

Да и сами операции их обрели какую – то необыкновенную осмысленность, сложность, смелость, дотоле невиданные.

По большому счету, для широкой публики все началось уже сразу после наступления 1896 года, хотя само это событие, о котором пойдет у нас речь, вызревало еще в недрах прошедшего, 1895 года. Оно свалилось на людские головы подобно выпавшему внезапно свежему снегу.

Сенсационные новости появились в первых январских номерах основных европейских газет. Полусонные горожане, пребывавшие еще под воздействием затянувшихся зимних праздников, новогодних сверкающих елок и замысловатых праздничных тостов, не очень-то и поверили прочитанному или даже услышанному в пересказах, хотя и не были готовы чему – то еще удивляться. Однако медицинская общественность сразу же насторожила уши. Сообщение это, правду сказать, не касалось напрямую медицины, а только, скорее, физики или еще какой-то отвлеченной науки.

В газетах сообщалось об открытии неких невидимых лучей.

Вот что поместила на самом видном месте венская газета Neue freie Presse:

Недавно в кругах ученых специалистов Вены настоящую сенсацию вызвало сообщение об открытии, которое сделал Вильгельм Конрад Рентген, профессор физики в Вюрцбурге. Если сообщение оправдается, то в руках человечества окажутся эпохальные итоги точнейших исследований, которые приведут к замечательным последствиям как в области физики, так и в области медицины.

Ну, как тут было не задуматься крепко?

Что касается практического использования этих лучей,

– писалось дальше в упомянутой нами газете,

– то к нему проявляют активный интерес биологи и врачи, в особенности же хирурги, поскольку перед ними открывается перспектива получить новое, весьма ценное диагностическое средство. Следует указать на огромную важность нового открытия для диагностики повреждений и болезней суставов. При дальнейшем, чисто техническом усовершенствовании нового метода фотографирования удастся делать снимки (причем не только снимки руки), на которых ткани не видны, зато кости имеют весьма четкое изображение. Врач смог бы тогда ознакомиться досконально с картиной любого сложного перелома без мучительного для пациента ощупывания руками; военный врач мог бы определить положение чужеродного тела (пули, осколка гранаты) в человеческом организме гораздо легче, чем ныне, и без болезненного обследования зондом. И в случае костных заболеваний, которые не вызваны травматическими повреждениями, подобные фотографии, если, разумеется, удастся их получить, точно так же оказались бы ценным подспорьем как при постановке диагноза, так и при выборе метода лечения.

Уже само подобное словосочетание – невидимые лучи – звучало как-то неправдоподобно, алогично: если это лучи, то как они могут быть невидимыми? А если они, в самом деле, нисколько невидимы, то что же это за лучи? За словом «луч» скрывается нечто сияющее, режущее глаз. И будто бы это открытие сделано случайно, на ровном месте, совсем недавно, перед рождественскими и новогодними праздниками. А совершил его мало кому известный немецкий физик, которого в первом сообщении даже фамилию толком назвать не смогли.

Слов нет, немцы – народ слишком дотошный, они слишком любят докапываться до истинных причин, узнавать, как у них говорится, wo ist der Hund gegraben (Где собака зарыта – нем.). А все же что-то ценное вот так себе на дороге не валяется, не те уже времена, в науке все уже до сих до сих копано – перекопано…

Конечно, в головах у многих сведущих врачей тут же вспыхнули вычитанные некогда у Гиппократа сетования насчет бессилия врача при постановке диагноза.

«Медицина, – написал давно уже почивший старик, – лишена возможности видеть и эмпиемы в груди, и болезни почек и печени, и все болезни, гнездящиеся в животе, – видеть таким же зрением, каким все видят совершенно открыто».