Книга Король франков - Владимир Москалев

– Успокойся, это не мусульмане.

– Кто же еще может быть нашим врагом? – опешил нормандец.

– Карл Лотарингский.

Если бы сказали сейчас, что остров Сите стремительно уходит под воду, Можер не так удивился бы, как этому известию.

– Вот дьявол, он все-таки не успокоился!

– Я не стал говорить этого вчера, дабы не омрачать твой праздник, друг мой.

– Но как же так, государь? Ведь мы с Карлом друзья, как он может!..

– Ваша дружба здесь ни при чем. Он намерен стать королем. Один из нас должен найти смерть в этой войне.

Они замолчали. Тишину разрезал гневный возглас Адальберона:

– Я созову Церковный Собор. Карл и Арнульф, как выступившие против миропомазанного избранника Божия, будут отлучены от церкви!

– Кто такой этот Арнульф? – тихо спросил Можер у Генриха.

– Племянник Карла, бастард. Это он сдал город дяде.

– Значит, имело место предательство?

– Лан неприступен, ты же знаешь; взять его – дело безнадежное.

– Как же король узнал?..

– Сообщил гонец. Еще позавчера. Архиепископ был уже здесь, он узнал раньше.

– Значит, война?

Генрих кивнул.

– Когда выступаем?

– С ума ты спятил! Даже и не думай. Первый же взмах мечом – и ты истечешь кровью.

– Вздор! Я готов хоть сейчас!

Герцог опустил руку на плечо нормандца:

– Обойдемся без тебя, Можер. Ты норманн, к чему тебе ввязываться в наши распри? Езжай домой, там залечишь свои раны. Я не шучу.

Дождавшись окончания совета, Можер решил поговорить с королем. Они втроем были в кабинете: оба монарха и герцог Генрих.

– Государь, – начал сын Ричарда прямо с порога, – нормандец уже не нужен? Его можно выбросить за борт, как ненужный хлам? Что я скажу отцу? Что франки отправились воевать, а я остался дома?

Гуго усадил его на скамью, сел рядом.

– Если бы даже мы пошли на сарацин, я и то не взял бы тебя с собой, мальчик мой. Ты слишком дорог мне, чтобы я послал тебя на верную смерть, а она не станет церемониться, тебе не снести даже пары голов… Я беседовал с Валеном. Услышав об этом, он вытаращил глаза и замахал руками. Как минимум с месяц тебе надо находиться в покое, всякие резкие движения противопоказаны, иначе поползут швы – и тогда конец.

– Государь, но я чувствую себя вполне здоровым, и я готов воевать…

– С кем? С франками? Выходит, ты, викинг, пришел сюда, чтобы их убивать? Зачем посылал тебя отец?

– Помочь Карлу…

– Тогда, может, поскачешь к нему и обнажишь меч против меня?

– Никогда, государь!

– А со мной пойдешь убивать Карла?

Наступило молчание. Можер почувствовал, что стал в тупик. Как из него выйти, он не знал.

– Герцог Лотарингский – мой враг, а с твоим отцом мы друзья. Так кто же тебе Карл?

– Выходит, враг…

– Но ведь вы расстались друзьями. Как же ты посмеешь обратить свое оружие против него? К тому же Ричард Нормандский обязан ему жизнью.

Можер растерялся. Что предпринять? Ответить, пожалуй, смог бы отец…

– Что же мне делать, государь? Как быть? С кем пойти? Словно прочитав его мысли, Гуго ответил:

– Твой отец сказал бы: «Бог рассудит франков, а правда всегда на стороне сильного».

– Но хватит ли у вас сил, государь? И сколь силен Карл?

– Сильна крепость, а войско его мало. Осада Лана – вот задача, которая стоит передо мной. Войдя в город, я одержу победу, войск у меня достаточно.

– Что же станет потом с Карлом?

– Он окончит свои дни в тюрьме. Иного выхода нет. Неизвестно, на что он надеется. Кругом него враги, и самый страшный – империя. Жаль, что он не уяснил одной простой вещи: старые корни уже не дадут побегов.

– А я, государь?.. Роберт! Брат! Что же делать? Я словно попал в лабиринт, из которого не могу выбраться! Война – мое ремесло, мне нельзя сидеть без дела!

– Нет, Можер, – подошел к нему Роберт. – Отец прав: эта война не для тебя. Останутся и те, с кем ты ходил на сарацин; что толку вести в поход израненных да искалеченных? Пусть поправляются, оставаясь дома; их немного; нам нужны еще будут воины. А пока мы рассчитываем собрать около пяти тысяч – целую армию! А ты мой брат и спас мне жизнь… позволь же мне вернуть долг.

– Значит, брат, ты не хочешь посылать меня на эту войну?

– Я дарю тебе жизнь в обмен на свою – это первое. Я запрещаю тебе именем короля – это второе. Пойти против воли монарха – значит стать государственным преступником, место которому на плахе под топором палача.

Нормандец поднялся:

– Спасибо, брат.

– Не сердись, Можер. Ты знаешь, как я люблю тебя. Мы все тебя любим, а потому не хотим твоей смерти. Набирайся сил, ты еще слишком слаб. А с Карлом мы уж сами…

Можер отвернулся и, опустив голову, вышел. Постоял, глядя вдаль и думая о родной Нормандии, отце, матери, молодой жене… о себе. Потом вдруг встрепенулся, резко взмахнул рукой, как бы рубя… и охнул, а перед глазами поплыл туман, какие-то круги… Мало того, по шее, стекая под рубаху, поползло что-то теплое, отвратительное. Он приложил ладонь, поглядел… и скрипнул зубами. Ладонь была в крови. Зажав платком разверзшуюся рану, Можер отправился к Валену.

Тот пришел в ужас, узнав причину кровотечения:

– Надо вовсе лишиться ума, чтобы вытворять такое! Кто тебя надоумил? Чего тебе вздумалось размахивать рукой? Вообразил себя Самсоном? Может быть, пойдешь и взвалишь на плечи ворота Газы? К черту все мое лечение, – ворчал Вален, налаживая иглу с нитью, – столько трудов впустую! Еще месяц – и ступай хоть на битву с лернейской гидрой!..

– Что ты собираешься делать, Эскулап? – в страхе воззрился Можер на толстую металлическую иглу с острым жалом и нитью.

– Что? А ты не догадываешься? Зашивать твою рану, пока ты не истек кровью и не упал в обморок, вот что!

– Вален, ты душегуб! Мне же будет больно…

– Зато останешься жив, сумасшедший, и впредь будешь думать, когда соберешься размахивать руками.

– Вален…

– Молчи, безумец! Ты в руках у врача, и твои возражения для меня ровно ничего не значат. Ты сделал свое дело, а теперь я буду делать свое.

Нормандец замолчал и стиснул зубы.

– Ничего, – приговаривал Вален, протыкая кожу и накладывая шов, – думаю, это не больнее, нежели удар меча. Угораздило же тебя пропустить его.

– Их было много, целая орда.

– Утешай себя хотя бы тем, что вы их всех положили.