Книга Дело Арбогаста - Томас Хетхе

— И последний вопрос, господин адвокат. Как вы относитесь к тому пиетету, с каким прокуратура подходит к профессору Маулу, выступавшему в качестве эксперта на первом процессе?

— Мне это кажется в высшей степени неподобающим. Но, как вы сами должны понять, от дальнейших комментариев по этому вопросу мне лучше воздержаться.

Ансгар Клейн простился с Паулем Мором, поблагодарившим его за интервью. И, углубившись в размышления, машинально поплелся следом за журналистом, благо им вроде бы было по пути, и только когда Мор свернул на Кройцгассе, Клейн остановился и задумался над тем, где он, собственно говоря, находится и как отсюда кратчайшим путем попасть в гостиницу. При этом он успел заметить, как журналист позвонил у двери с вывеской “Кодак”.

Звонок оставался здесь тот же самый. Дожидаясь возле застекленной витрины, Пауль огляделся по сторонам. Затем над тяжелой ширмой справа от него погасла красная лампочка, и из лаборатории вышла Гезина Хофман.

— Хорошо, что ты пришел!

— Спасибо, что пригласила! После четырнадцати-то лет. Мы ведь с тобой с тех пор ни разу не виделись.

— Да, это правда.

— А здесь все, как раньше!

Гезина, улыбнувшись, осмотрелась в маленьком магазине, как будто и сама очутилась здесь впервые.

— Кстати, я приготовила кое-что поесть. Пошли!

Изящным взмахом руки Гезина предложила Паулю следовать за ней. Путь лежал в узкую дверь за прилавком. Тесная комната оказалась по обеим длинным стенам заставлена до потолка стеллажами, полки которых были набиты всякой всячиной, какая может понадобиться в фотоделе. В конце комнаты небольшая приступка вела на жилой этаж. Из маленького холла, паркет в углу которого самым тревожным образом подломился, открывался вид на несколько совершенно одинаковых дверей, одна из которых — а именно та, что на кухню, — была открыта. Туда Гезина и пригласила Пауля и, пока он осматривался по сторонам, поставила на огонь две кастрюли — большую и маленькую. Одну стену здесь заставляли газовая плита и старомодная, чтобы не сказать старинная, раковина, у другой стоял огромный буфет, застекленные дверцы которого были украшены разноцветными вышивками. Над небольшим столом висела на стене праздничная скатерть, также расшитая: “Пятерых пригласили, сразу десять пришли, а мы всех угостили, что покушать, нашли”. На подоконнике стояла деревянная кофемолка. Пахло чесноком. Ничто здесь, внезапно понял Пауль, не изменилось за все эти годы.

— А твоя мать? — спросил Пауль.

— Она умерла.

Пауль кивнул.

— Садись же наконец! — Стоя лицом к плите, Гезина посмотрела на него через плечо. — Сейчас будет готово.

Пауль кивнул, но так и не присел.

53

Как раз в этот миг в номер к адвокату доставили заказанные им бутерброды и минеральную воду. Ансгар Клейн опустил поднос на остающуюся неиспользуемой половину кровати и тот всей тяжестью ушел в мягкое пуховое одеяло, а сам продолжил работу со списком свидетелей, которым предстояло выступить с показаниями назавтра. Бумаги он разложил на маленьком письменном столе у окна. В номере гулял сквозняк и от крытого серым линолеумом пола веяло холодом, тогда как тонкие коврики, которыми он был как бы прикрыт от глаз постояльца, сбивалась на сторону и скручивались буквально на каждом шагу. На Клейне была серая шерстяная куртка и белая сорочка. Галстук он позволил себе снять. Возле серого портфолио с документами лежал изящный блокнот с монограммами на каждой странице. Многие страницы были исписаны и частично исчерканы старой английской авторучкой — “вечным пером”, которое когда-то подарил Клейну отец. Адвокату стало холодно и он решил было принять горячую ванну, наткнулся на позабытые меж тем бутерброды, а когда, пустив воду, вернулся к ним в номер, в дверь вновь постучали.

С изумлением Клейн впустил в номер Фрица Сарразина. Едва войдя и даже толком не поздоровавшись, тот принялся делиться впечатлениями от первого дня в суде. Когда Клейн пошел в ванную выключить воду, тот проследовал за ним и туда, выбрал на полочке чистый стакан, наполнил его водой, вернулся в номер, сел за письменный стол и шутливо произнес:

— Ваше здоровье! И приятного вам ужина!

Медленно выпил воду, прокашлялся и приступил к делу.

— По сегодняшним впечатлениям вполне может сложиться ощущение, будто ты сознательно избегаешь госпожи Лаванс. Или я ошибаюсь?

Ответом ему было долгое молчание. Сарразин делал вид, будто пьет воду из уже пустого стакана.

— Нет, конечно же, ты не ошибся.

Клейн присел на край кровати, потому что в маленьком номере просто не было второго стула. Выпил минеральной воды с подноса.

— Мне очень жаль, я понимал, что это выглядит пошловато. — Катя Лаванс и ее мнение для нас чрезвычайно важны.

— Мне это понятно.

— При этом она кажется сравнительно умной женщиной.

— Согласен.

— И привлекательной тоже.

— Спорить не стану.

— Значит, ревнуешь?

— Да что ты!

— Прошу прощения, но я тебе не верю.

Сарразин смачно рассмеялся.

— Я за нее тревожусь.

— Из-за Арбогаста?

Ансгар Клейн поколебался, прежде чем ответить. Когда Арбогаст буквально с первого взгляда на восточно-германскую гостью принялся пожирать ее глазами, да так и не оставил этого занятия, адвокату стало весьма противно. И объяснение этому, представлялось ему, вовсе не сводилось к тому, что и его самого, несомненно, волновала эта женщина. Он выжил еще глоток воды, осторожно поставил стакан на поднос и принялся вертеть его двумя пальцами, не поднимая глаз на Сарразина.

— Арбогаст невиновен. Сарразин оставил шутливый тон.

— Да. — В голосе адвоката еле заметно послышалось сомнение. Сарразин смотрел на него в упор, он чувствовал это, но сам поднять глаза так и не решался.

— Значит, все-таки ревнуешь, — подвел черту Сарразин, и Клейн нехотя кивнул.

54

— Продолжаем процесс по делу Федеративная Республика Германия против Ганса Арбогаста, под номером 25/380 за 1955 год. Сегодня мы переходим к анализу доказательной стороны дела. Вызывается свидетельница Катрин Тайхель.

Судебный исполнитель вышел из зала, чтобы привести бывшую жену Ганса Арбогаста. Медленными, еле слышными шагами вошла она и приблизилась к судейской кафедре. Темно-синий костюм и белая блузка — вот во что она оделась по такому случаю. Она несколько раздобрела, лицо у нее было бледным. Помадой она не пользовалась, а вот глаза подвела. И сделала “начес”. Едва сев на место, она объявила, что хотела бы воспользоваться предоставляемым ей законом правом вообще отказаться от показаний. Судья Линднер, кивнув, попросил ее однако назвать имя, возраст, место жительства, определиться с профессиональным и семейным статусом, что она и проделала. Глаз на Арбогаста она не поднимала, а он смотрел на нее неотрывно и даже, пожалуй, нахально.