Книга Дело Логинова - Дмитрий Яровой

– Зажрался ты, я смотрю, как разжился паспортом ЕС! Тебе еще и девочку подавай. Вот и поговори с Настей, может, согласится?

– Ладно, увидим. Каков план? – едва он заговорил о Насте, я расстроился и решил сбить с себя лиричный настрой.

– План таков, что может ты выкинешь эти сигареты? – скривился Долинский. – Я только тебя увидел, сразу понял, что ты вчера бухал, не исключаю даже, что с моим любимцем Виноградовым – чтоб ему на том свете пива не налили! Но это не так важно…

– Согласен, не будем травиться, – дворников рядом не было, и я тихонько отбросил окурок на газон. – Так что, по-прежнему только понедельник?

– Увы, только понедельник, раньше деньги забрать не получится, – вздохнул консильери. – Беда в том, что во вторник утром возвращается Смагин. Но мой связной сказал, что время пока есть. Главное сделать все тихо. У тебя планы на этот день есть?

– Хочу принять экзамен у своего любимого курса, вообще-то. Экзамен в 11.

– Ты дурак? – он кинул на меня секундный ястребиный взгляд и тут же отвернулся. – А, ну да, вспомнил, ты же дурак. Да и КГБ затревожится, если ты вдруг экзамен пропустишь – он наверняка наблюдает за этим. Ладно, я подумаю, что мы можем с этим сделать. До одиннадцати утра успеем обанкротить Фонд, поделиться с прокуратурой и себя не обидеть. Билеты на поезд скоро будут у меня на руках.

– Через Москву?

– Да.

– Как снимаем деньги, и как я получу свою долю? – неделикатно осведомился я.

Долинский ухмыльнулся:

– Ишь ты, беру свои слова насчет дурака обратно. Коля в коем-то веке научился думать о деньгах… Как мы и оговаривали, это будет счет в австрийском банке, оформленный на имя…

Да, научился думать о деньгах. Раньше помыслить бы не мог, чтоб напомнить кому-то из должников о расчете.

Что-то изменилось.

Я провел следующие два дня, решая текущие дела и приводя в порядок все вопросы. Долинский просил, чтоб это не выглядело как «завещание Логинова» и не вызывало подозрений, поэтому я старался не подавать виду, что переживаю. Позвонил Вадиму Васильевичу, узнал, что у Бори все плохо, и ситуация не изменилась к лучшему – его сыну по-прежнему светит серьезный срок. Попили чаю с Лешей и договорились, что воскресенье проведем вместе – нужно нормально попрощаться.

А в четверг вечером мы с подельником опять посвиданничали. Под вечер, когда Таня отправилась к двоюродной сестре на гулянку, я вызвал такси и рванул в гости к своему спасителю. Долинский открыл дверь, протянул руку для вялого рукопожатия и уныло побрел внутрь квартиры. Вид у него был уж очень озабоченный… Я щелкнул замком, быстро разулся и догнал партнера у самого балкона. Из квартиры консильери открывался шикарный вид на Оболонскую набережную. Там прогуливались по-летнему одетые веселые разноцветные люди. Над рекой парили десяток-два белых и красных воздушных фонариков.

– Красиво у тебя тут, а? Придумал, что с недвижимостью делать? – я сразу перешел к делу. – Не будешь же ты ее бросать.

– Придумал, не беспокойся. С этим я как-нибудь разберусь, не дурнее тебя, – у Долинского явно было ворчливое настроение. – Давай пересядем на диван, я обрисую тебе ситуацию.

Ситуация складывалась неплохо. Со средствами, предназначенными для откупа, Долинский разобрался и без меня и перенаправил их, куда следует. Теперь, возжелай вдруг ректор или кто-нибудь еще проверить положение дел Фонда, он был бы крайне удручен пустыми схронами… Значит обратного пути для нас нет – осталось перевести деньги на свои счета в понедельник, и все будет шито-крыто, вернее, в трактовке консильери, «спето-выпито».

– Марина с малой уже выехали из Киева, – продолжал он. – Так что все готово – в понедельник с восьми до десяти мы работаем в банке, потом ты едешь на экзамен, а вечером отчаливает наш поезд на Москву. Там наши с тобой пути разойдутся. Куда поедешь, кстати?

– Остановиться планирую в Вене, а лететь буду через свою родную Болгарию, рейс «Москва-София», – признался я. – Стежняк сказала, что ее люди помогут мне на границе. Главное в Шенген въехать, там разберемся… Пару фраз на болгарском для общения с таможней я уже выучил. А ты?

– А этого я тебе не скажу, – покачал головой Долинский. – Не забывай, что это я умный, а ты глупый. Если проколешься, они вытянут из тебя все. Это небезопасно.

Я не сдержался и возмущенно фыркнул:

– Ну, Андрей, это прямо свинство какое-то! Не доверять…

– Инне я тоже доверял, – упавшим голосом перебил он, не глядя на меня. – И что из этого вышло? В общем, все. Ты планируешь ехать сразу из Института?

– Да, хочу свести к минимуму общение с Танечкой.

– Немудрено. Ну, хорошо. Смотри, – Долинский встал, прошел до бара, извлек оттуда «Нокиа 1100» и бросил его мне. – Это тебе на понедельник. Утром, как только начнется экзамен, сразу выключишь свой телефон, вытащишь батарею и сим-карту и разбросаешь в разные урны. Аппарат тоже выкинь. Связь мы с тобой будем держать вот по этим штуковинам. Там уже забит мой новый номер. До понедельника не включай его и в понедельник никому, кроме меня, с него не звони.

– Такая конспирация? – удивился я. – Стоит ли?

Консильери глубоко вдохнул и на выдохе пробормотал:

– Да, Коля, свободная жизнь и те деньги, что есть у нас с собой, того стоят.

Еще одна мысль не давала мне покоя – то «досье», что передал мне Вадим Васильевич два года назад. Это может звучать неправдоподобно, но за все это время я ни разу так и не решился открыть эту флешку.

Она лежала у меня в столе под замком между книгой с автографом Леся Подеревянского и черепушкой от античного кувшина с Родоса, и я даже несколько раз, основательно набравшись, разглядывал ее на свету лампочки. Обыкновенный кусок пластика с микросхемами. Что подразумевал Вадим, когда предлагал показать ее кому-нибудь? Преступные связи Летчика с какой-нибудь самолетной мафией или не менее преступные – со стюардессами?

Быть может, если я покажу это Насте, она…

И что дальше? Язвительный, но мудрый советчик в моей голове, которого я считал ангелом-хранителем (при этом говорил ангел почему-то Лешиным голосом) отвечал на мои немые вопросы примерно так:

«Ничего, Логинов. Даже если там доказательство того, что Летчик – воплощение Антихриста на Земле, за подписью Папы Римского и всех членов Конклава, это ничего не изменит для тебя. Ты проиграл до того, как сделал первый ход: ни зенитка, ни Вадим Васильевич, ни широкие романтические жесты не решат твою нерешаемую проблему».

И все же – я точно знал, о чем буду говорить с Настей, когда расскажу ей о своем скором бегстве, и что буду предлагать, но мне катастрофически не хватало аргументов, чтоб убедить ее сделать так, как я прошу… Какие-то злобные хорькообразные существа, обитавшие в районе моего сердца, подсказывали: открой, открой, открой… Быть может, если б они говорили чуть менее напористо, я бы так и поступил.