Книга Уроки дыхания - Энн Тайлер

В смежной комнате медсестра сказала:

– Итак, мистер Плум, вот вам банка для мочи.

– Для чего?

– Для мочи.

– Как-как?

– Для мочи!

– Говорите громче, я вас не слышу.

– Я говорю – для мочи! Отнесите банку домой! Соберите в нее всю вашу мочу! За двадцать четыре часа! А потом принесите сюда!

Его жена, сидящая в кресле напротив Мэгги, смущенно хихикнула.

– Глух как дверная ручка, – сказала она. – Чтобы он тебя расслышал, приходится вопить во все горло.

Мэгги улыбнулась, покачала головой, не зная, чем еще можно ответить на такое признание. Мужчина в комбинезоне пошевелился. Положил на колени огромные мохнатые кулаки. Кашлянул.

– Знаете, что смешно? – сказал он. – Я вот отлично слышу голос сестры, а ни одного ее слова разобрать не могу.

Глаза Мэгги наполнились слезами. Она уронила журнал и полезла в сумочку за «клинексом», а мужчина спросил:

– Леди? Вам плохо?

Не могла же она объяснить, что растрогана его чуткостью, – такая деликатность, совершенно неожиданная при его внешности, – и потому сказала:

– Мой сын, он сейчас рожает. Вернее, жена сына.

Мужчина и старушка ждали продолжения, их лица выражали готовность к потрясению и жалости, которые они испытают, услышав самое дурное. А сказать им: «Это я во всем виновата, всех запутала, ни разу не подумав о последствиях» – Мэгги тоже не могла и сказала взамен:

– Рожает на многие, многие месяцы раньше, до правильной даты еще вон сколько осталось…

Мужчина поцокал языком. Лоб его покрылся складками, совсем как кусок ткани. А старушка сказала:

– Ох, бог ты мой, у вас, наверное, душа не на месте. Но не теряйте надежды, потому что жена моего племянника Брейди, Анджела…

Вот так и получилось, что Джесси, который несколько минут спустя шел по коридору из родильной палаты, обнаружил в боковой клетушке свою мать, окруженную какими-то незнакомцами. Они гладили ее по плечам, бормотали слова утешения – старушка, кто-то вроде рабочего, медицинская сестра с планшеткой, сутулый старик, обнимавший гигантскую стеклянную банку.

– Ма? – произнес, вступая в комнатку, Джесси. – Ребенок родился, чувствуют они себя хорошо.

– Восславим Иисуса! – вскричала старушка, воздев руки к потолку.

– Единственная накладка, – сказал, с сомнением глядя на старушку, Джесси, – родилась девочка. Я как-то на девочку не рассчитывал.

– И вы позволяете себе беспокоиться по таким поводам? – вопросила старушка. – В такое мгновение? Когда ребенка вырвали из когтей смерти!

– Из когтей?.. – удивился Джесси. – Нет, просто некоторые считают, что восьмимесячный…

– Пошли отсюда, – прервала его Мэгги. Она растолкала обступивших ее людей, схватила Джесси за руку и потащила прочь.

Как же эта малышка все переменила в их доме! Ее гневные крики и голубиное утреннее воркование, ее запахи – смесь талька с аммиаком, ее вертлявые ручки и ножки. Светленькая, как Фиона, духом она пошла в Джесси с его живостью (какая уж тут Малышка Леди). Ее маленькое, красивое личико словно сминалось книзу, и когда Фиона собирала волосики Лерой в подобие торчащего из макушки ростка, та становилась похожей на пупса. Зачарованные девочки катали ее по всему дому, точно куклу, пропуская, если им позволялось, занятия в школе, чтобы приподнимать ребеночка, ухватывая под мышки, трясти погремушкой перед ее носиком и, тяжело дыша, нависать над Лерой, пока Фиона купала ее. Даже Айра начал проявлять к внучке интерес, хоть и не желал в этом признаваться. «Дайте мне знать, когда она дорастет до бейсбола», – говорил он, однако уже на второй неделе Мэгги застала его бочком подбиравшимся к ящику стола, в котором спала Лерой, а когда та научилась сидеть, они начали вести понятные только им разговоры.

А Джесси? Джесси был любящим отцом, он всегда предлагал свою помощь, временами даже навязывая ее, если верить Фионе. Когда Лерой начинала капризничать, он отправлялся с ней на прогулку, вылезал после ночного двухчасового кормления из теплой постели, брал дочку на руки, чтобы она отрыгнула, и потом возвращал ее в комнату Мэгги. А как-то раз, Мэгги тогда повезла Фиону по магазинам, провел все субботнее утро, ухаживая за Лерой, и вернул ее с прогулки в целости и сохранности, хоть и одел неправильно – лямки комбинезончика перетянули воротник и сильно помяли двойные складочки на шее девочки, – почему-то опечалив этим Мэгги. Джесси уверял, что и не хотел никакого мальчика, а если хотел, так не может припомнить теперь почему.

– Девочки совершенны, – говорил он. – И Лерой само совершенство. Но только, знаешь…

– Но только?

– Ну, просто… черт, перед ее рождением у меня были всякие, типа, предвкушения. А теперь мне предвкушать нечего, понимаешь?

– О, это пройдет, – ответила ему Мэгги. – Не беспокойся.

Однако чуть позже сказала Айре:

– Никогда не слышала, что у отцов бывает послеродовая депрессия.

Неужели если мать от нее не страдает, так страдает отец? Потому что Фиона-то была веселой и словно ничего вокруг себя не замечала. Часто, беря малышку на руки, она походила скорее на одну из зачарованных девочек, чем на мать. И еще Мэгги считала, что она уделяет слишком много внимания внешности Лерой – всем этим оборочкам, кружавчикам и ленточкам. А может быть, ей это лишь казалось. Может быть, Мэгги ревновала. И то сказать, каждое утро расставаться с малышкой, уходя на работу, было для Мэгги мукой.

– Как я могу ее оставить? – жаловалась она Айре. – Фиона же не имеет ни малейшего понятия об уходе за ребенком.

– Что же, только так она этими понятиями обзавестись и сможет, – отвечал Айра.

И Мэгги уезжала, как ни тянуло ее назад, и по нескольку раз на дню звонила домой узнать, как там идут дела. И они всегда шли хорошо.

Как-то раз под вечер она услышала в доме престарелых разговор немолодого посетителя с его матерью – сидящей в инвалидной коляске бессмысленной женщиной с отвисшей челюстью. Он рассказал ей о жене, о детях. Женщина разглаживала подол своего халата. Рассказал о работе. Женщина выдернула из подола нитку и бросила ее на пол. Рассказал об открытке на ее имя, присланной ему на дом. Церковь устраивала пасхальный благотворительный базар и желала узнать, за какую работу на нем она готова взяться. Сыну это показалось смешным – из-за немощи матери. «Они предложили тебе выбор, – сказал он, усмехаясь. – Ты могла бы распоряжаться лотком с вышивками или присматривать за малышами». Руки женщины остались неподвижными. Но голову она подняла. Лицо ее засветилось, порозовело. «Ох! – тихо вскрикнула она. – За малышами!»

Мэгги хорошо знала, что она чувствует.

Девочкой Лерой была долговязой, худенькой, Фиона боялась, что она вот-вот вырастет из ящика стола, в котором спала.