Книга Снег в Венеции - Николас Ремин

– Я не сказал, что считаю вас абсолютными болванами.

– Ну, а что бы вы сказали?

– Я… я думал, что сумею лучше разобраться в этой ситуации, чем некоторые господа из военного ведомства.

Обер-лейтенант Брук: покачал головой;

– А я думаю, что вы не поставили военные власти в известность потому, что были уверены, что они отлично разберутся в этой ситуации.

– Я не совсем вас понял, господин обер-лейтенант.

Обер-лейтенант Брук поднялся со своего места и направился к туалетному столу. Бросил взгляд в зеркало, пригладил остатки волос на макушке. Потом вернулся на свое место.

– Я хотел сказать вам, что вы, скорее всего, нисколько не были заинтересованы в том, чтобы поспособствовать усилиям военной администрации, – проговорил он. – По крайней мере так считает генерал фон Тоггенбург.

– Как генерал фон Тоггенбург мог прийти к такой мысли? – спросил Трон.

– Генерал считает, что в этом городе есть немало людей, готовых примкнуть к заговору против августейших особ. И самое опасное заключается в том, что среди них есть люди, находящиеся на государственной службе.

– Не желаете ли вы этим сказать, будто мне известен убийца Пергена и я – по каким-то личным соображениям – не заинтересован в его разоблачении?

– Я, синьор Трон, никаких выводов не делаю. Мне вменяется в обязанность составление предварительного отчета Отчет этот не содержит ни оценок, ни личных мнений. Рассмотрение всех фактов – прерогатива следственных органов.

– Я-то думал, что расследование поручено вам.

Обер-лейтенант Брук: строго посмотрел на него.

– Завтра утром вас и синьора да Понте поездом отправят в Верону. Эту ночь вы проведете в одиночках. Вы подозреваетесь в убийстве. Так считает генерал фон Тоггенбург.

54

Трон лежал на деревянной лежанке, уставившись в потолок. Дверь камеры заперли на ключ примерно полчаса назад. Из засыпанного снегом люка под потолком сочился тусклый свет. Рядом с лежанкой стояли табурет и ведро. Крыс Трон пока не видел, но знал, что их здесь тьма-тьмущая. В детские годы ему приходилось слышать, что в «свинцовые камеры»[13] захаживают крысы величиной с таксу.

Но он находился не в «свинцовой камере». Его камера была на верхнем этаже, на стороне, обращенной к собору Сан-Марко, – если судить по звукам колоколов Кампанильи. Если правда, что «свинцовые камеры» никогда не перестраивались и не переоборудовались, и если верить описаниям Казановы, что двери в этих камерах обиты железом, высота их три фута, а посередине имеется дыра диаметром в восемь дюймов, то выходит, что его, Трона, поместили в обычную камеру: дверь здесь была дубовая. В ней не было описанного Казановой круглого отверстия, зато имелось квадратное, прикрытое деревянным щитком.

Трон предположил, что до утра его продержат в полной изоляции. В этом заключалась стратегия давления – дать арестованному обдумать безнадежность положения и осознать свою беспомощность.

За время изоляции ему и воды захочется попить, и кусок хлеба съесть. А человек, испытывающий голод и жажду, будет благодарен за малейшую крупицу сострадания – язык у него после этого развяжется сам собой. После того как два конвоира провели Трона по многочисленным лестницам на верхний этаж тюремного здания и замкнули в камере, из коридора больше не донеслось ни звука Трон не раз и не два подходил вплотную к двери, прислушивался – все впустую.

«И неудивительно, – подумал Трон. – До Хаслингера уже дошло, что мы с Алессандро взяты под стражу. Конечно, Хаслингер обдумывает сейчас, как убить княгиню. Но он не просто убьет ее. Он перед этим над ней надругается».

Странным образом, дойдя в своих размышлениях до этого момента (который должен был бы лишить его сна), Трон… заснул. Проспал он почти три часа, а проснувшись, понял, что ему надо делать.

Трон поставил табурет на лежанку и взобрался на него. Затем он, собрав все силы, уперся руками в деревянную раму люка и надавил. Крышка люка с треском отлетела в сторону. В камеру посыпался снег, мелкий, чистый, еще не слежавшийся.

При первой попытке высунуться наружу Трон застрял в люке – мешали широкие рукава пальто. Он чуть не свалился с табурета. Лишь со второй попытки удалось высунуться наполовину и опереться локтями о крышу. Подтянувшись, Трон осторожно выбрался из люка и медленно сполз вниз по скату крыши. Потом, перевернувшись на живот, он пополз обратно, наверх, скоро добрался до конька крыши, влез на него и огляделся по сторонам.

Небо висело над городом низко-низко – можно было потрогать его рукой. Снег казался серым и блестел, как плотный шелк.

Трон рассчитывал увидеть мачты кораблей, причаливших к Рива делла Скьявони, очертания Кампанильи, собора Сан-Марко и Башни часов, но все, что ему удалось разглядеть, пока ледяной восточный ветер швырял в лицо пригоршни снега, были оба ската и конек крыши, на котором он сидел.

Трону очень повезло. Строительные леса поднимались под самую крышу, и он быстро спустился к ним по скату, а потом очутился внизу. Две закутанные по самый нос фигуры пронесли мимо лестницу (может быть, это были фонарщики), не обратив на него ни малейшего внимания. Чтобы добраться до палаццо княгини, Трону необходимо было пройти мимо сада «Джиардино Риале». Вместо этого он свернул направо, пересек безлюдную Малую площадь и быстро пошел по Базарной площади. Ему очень нужна была одна вещь, и он знал, где ее найти.

Когда Трон толкнул дверь в магазин Сиври, то сразу увидел себя в большом красивом зеркале, висевшем на стене. Трон испуганно остановился: лоб рассечен и в крови, рукав разорван, вся одежда мокрая, даже со шляпы капает вода.

– Комиссарио!

Сиври испуганно поднялся из-за письменного стола и непонимающе уставился на Трона. Это длилось мгновение. Потом антиквар быстро закрыл дверь магазина на ключ.

– Что произошло?

Трон криво улыбнулся.

– Слишком много, чтобы вот так взять и рассказать.

– Вас кто-то преследует? – понимающе проговорил Сиври.

Трон кивнул.

– Можно сказать, да. Я к вам прямиком из тюремной камеры.

Сиври появился в Венеции в начале пятидесятых годов; поговаривали, будто ему пришлось покинуть Париж по политическим причинам.

– Так вы сбежали из тюрьмы? – воскликнул Сиври, не скрывая восхищения.

Трон только улыбнулся и махнул рукой, не желая ничего объяснять.

– Чем я могу помочь вам, граф?

– Припоминаете вы револьвер, который, я, естественно, должен был изъять у вас?

– Разумеется.

– Он мне нужен.