Книга 33. В плену темноты - Гектор Тобар

Затем, надев перчатки, Йонни приступил к борьбе с самой серьезной, эндемической[56] проблемой, с которой пришлось столкнуться шахтерам, – распространению грибков по всему телу. Если до того, как спасатели пробились к ним, эта кожная болезнь была редкостью среди шахтеров, то теперь, получив возможность принимать душ, они смыли с себя слой грязи и сажи, который и защищал от грибка, и кожа их буквально кишела этой напастью. Бесконечный поток отработанной воды, поступавший сверху от бурильных машин, в сочетании с удушающей влажностью и духотой, что для рудника вполне обычно, превратил пещеру в некое подобие гигантской грибковой фабрики. Грязь начала гнить, и, стоило смениться направлению сквозняка, как в ноздри Йонни ударял гнилостный запах разложения. «Запах был такой, как если бы пришли на реку и поковыряли ногой ил». На его глазах грибки буквально процветали и размножались на кровлях коридоров и Убежища. С потолка словно бы падали тоненькие волоски, – рассказывал он. Эти волоски на научном жаргоне именовались гифами. Они все падали и падали сверху, как дождь, и были такими блестящими, а если посветить на них, то и они начинали светиться в ответ. Они походили на прозрачные волоски. Грибки падали сверху на шахтеров, пока те спали, сняв сорочки из-за жары. А когда люди просыпались, то были покрыты сплошным слоем, как и новые надувные кровати, а грибы начинали расти и на кроватях. У шахтеров по всему телу высыпали красные пятна раздражения. Йонни надевал перчатки и смотрел, как размножаются грибки на спинах, локтях и груди его товарищей. Каждое такое пятнышко имело всего несколько миллиметров в диаметре, в самой середине которого скапливался гной, и постепенно превращалось в язвочку, которая начинала разъедать кожу, проникая все глубже, несмотря на то, что Йонни осторожно и терпеливо смазывал ее мазью. Он тревожился из-за того, что прыщики могли воспалиться, распространяя инфекцию, остановить которую в душной и зловонной пещере он бы не смог. А если они застряли здесь до декабря, то грибки вообще начнут пожирать людей изнутри, отправив на тот свет половину его товарищей. И они умрут, став кормом для этих бестий, что живут в темной и влажной духоте, пожирая живую плоть его друзей по несчастью.

Глава 14. Ковбои

К чему эта задержка? Зачем ждать Рождества, если все правительственные спасатели явятся и заберут нас отсюда? В первых числах сентября этот вопрос поднимался снова и снова. Громовой грохот и стоны горы не прекращались, и для многих этот прерывистый звук был настоящей пыткой. Люди дрожали в темноте, пытаясь заснуть, и теряли ощущение собственной целостности даже теперь, когда были сыты. Пятого августа взрывы скалы и катящиеся по Пандусу камни уже пытались их прикончить, и теперь каждый подземный толчок и вибрация стен воспринимались как новая попытка горы завершить начатое. Бесконечная звуковая и сейсмическая пытка внутри огромной скалы, ставшей для них ловушкой, медленно убивала их надежду на то, что когда-нибудь они вновь могут стать счастливыми и свободными.

Йонни Барриос предположил, что они могут выбраться наружу по воздуховодам или через Яму. Шестого сентября Виктор Сеговия написал в своем дневнике: «Йонни считает себя крутым se cree capo и собирается спастись через вентиляцию, хоть и знает, что все вентиляционные шахты завалены. А в тех, что не завалены, нет лестниц». Однако Йонни продолжал твердить об этом так долго, что убедил Марио Сепульведу и старших шахтеров вроде Эстебана Рохаса, что это действительно может сработать. «Йонни напуган, он в отчаянье, и он тащит за собой невинных людей, – писал Сеговия в дневнике. – Но лично я считаю, что все, кто последует за ним, направятся прямиком к собственной гибели». Наслушавшись того, как шахтеры все детальнее обсуждают побег через вентиляцию, Луис Урсуа решил связаться с поверхностью и выйти на телефонный разговор с одним из тех, кому шахтеры полностью доверяют, Пабло Рамиресом, начальником ночной смены, который пытался спасти их в первые часы после обвала. Рамирес обратился к ним, чтобы «развеять любые сомнения» по поводу возможности выбраться. По его словам, все выходы, связанные с Пандусом, полностью заблокированы, и до отметки 540 шахта все еще рушится, поэтому обвалы камней могут убить либо шахтеров, либо спасателей при попытке добраться до тех, кто застрянет во время подъема. После его слов разговоры о попытках выкарабкаться самостоятельно на время прекратились.

Шел тридцать четвертый день на глубине. Как и в первую ночь после обвала, Луис Урсуа считал, что его влияние позволяло ему до сих пор беречь шахтеров от самоубийственных попыток. Но Виктор Сеговия и множество других все еще злились на него. «Мы здесь умираем от жары, постоянно ссоримся, но когда люди с поверхности говорят с нашим боссом, он уверяет, что все хорошо». Урсуа – аутсайдер, начальник смены, который провел в «Сан-Хосе» всего несколько месяцев. «До аварии он даже не был знаком с большинством из нас», – писал Сеговия. А кроме того, он явно принимает сторону механиков (еще одной группы аутсайдеров в глазах северян, которые дольше всех проработали на шахте). Механики, со своей стороны, настолько злились на ветеранов и молодой «клан», что перестали заряжать батарейки в лампах. «Теперь мы остались без света», – писал Сеговия.

Единственное, что Урсуа смог делать, чтобы немного успокоить взвинченных шахтеров, – это передавать им все, что он узнал от Сугаррета и остальных о ходе спасательных работ. Люди, буры и оборудование прибывали из Соединенных Штатов, Австрии, Италии и, конечно, из других более крупных шахт Чили. Седьмого сентября Урсуа узнал о том, что команда «плана Б» достигла 123 метров первой стадии двухэтапного плана бурения, за два дня преодолев глубину бурения «плана А». Если команда «плана Б» сумеет сохранить ту же скорость продвижения, спасательная капсула сможет поднять их из этого ада задолго до Рождества. Информация помогла в значительной мере успокоить людей. Еще один потенциальный мятеж был предотвращен, но Урсуа вынужден был беспокоиться об уйме других вещей. Начальника смены постоянно звали к телефону, чтобы побеседовать с самыми разными людьми, которые мало или вовсе не имели отношения к спасательной операции. То на линии посол Палестины в Чили, то посол Израиля. Урсуа общался с разнообразными лидерами католической церкви, а затем с их оппонентами из евангелических общин. Да, все эти высокопоставленные лица звонили, чтобы выразить свое сочувствие, чтобы помочь угодившим в ловушку тридцати трем шахтерам понять, что Чили и весь мир борется за них. Урсуа, этот великодушный и благодарный человек, никогда не жаловался на то, что с ним ведут себя как с пленной знаменитостью, вынужденной общаться со всеми, кого наземные кураторы считают достойными подойти к телефону, хотя и причин, и права на жалобы у него было предостаточно. Урсуа не из тех, кто затевает ссоры, к тому же на его плечах и без того немалый груз ответственности. Он – связь шахтеров с психологами, инженерами, врачами и, главное, с Сугарретом, а также с министром горнодобывающей промышленности и президентом страны. Наконец, Лучо понял одну простую истину – ему стоит начать делегировать полномочия. И он назначил Самуэля Авалоса, известного как Си-Ди, отвечать за термометры и шланги, благодаря которым в шахту закачивался свежий воздух. Авалос заметил, что, когда подача воздуха не работает, а также во время определенных фаз бурения, температура поднимается до пятидесяти градусов по Цельсию, а влажность достигает девяноста пяти процентов. Когда в шахту спустили оптоволоконный кабель, Урсуа поручил двоим младшим и технически подкованным шахтерам сделать необходимые подключения и стать новой командой по коммуникации. Таковыми стали двадцатишестилетний Педро Кортес и Ариель Тикона, двадцати девяти лет, чья жена вот-вот должна была родить. Новая команда связи тут же рассорилась с Марио Сепульведой, потому что тот решил, будто ему позволено брать трубку и общаться сколько угодно и с кем пожелает. «Перри едва не подрался с Ариелем», – писал Виктор Сеговия в дневнике. Тикона и Кортес оба бросили свою новую работу, вернулись в Убежище и сидели там до тех пор, пока Урсуа не отправился их искать и не убедил вернуться.