Книга Китайская цивилизация - Марсель Гране

Некогда война придавала честь, но для того, чтобы стать воином, уже следовало обладать честью. Только зрелый мужчина в расцвете сил имел право носить оружие. Тот же, кто даже совсем юным участвовал в битве, уже в силу этого становился совершеннолетним. Вместе с тем не имели права принимать участия в военных играх и испытывать на себе их последствия дети, старики, женщины, все те, кого загрязнял траур, все те, кто был болен и при контакте загрязнял. Никто не осмелился бы убить зачумленного, увести в плен старика, подвергнуть опасности осквернения женщиной такие мужеские трофеи, как отрезанные у врага уши. От воинских поединков не могли также страдать – или пользоваться выгодой от них – все, кто не мог бы участвовать в кровной мести. От подготовительных испытаний в стрельбе из лука старались отстранить высокопоставленных особ павших княжеств, полководцев потерпевших поражение армий, перешедших благодаря усыновлению в чужие семьи людей. Схватка была ценна как испытание в чистоте и открыта только для знатных и чистых.

Напротив, честолюбивые цивилизаторские войны не щадят никого в мироздании: «Наши враги все, в ком есть еще сила, даже будь они стариками… Почему не добивать того, чья первая рана не смертельна?» Нацеленная на завоевание, аннексию война отказывается признать стародавние законы феодальных стычек: ведь это полезная работа, труд простолюдина. Она отвергает имеющее религиозный смысл, но с ограниченной отдачей искусство благородных воинов прошлых времен. Однако старые принципы рыцарских турниров глубоко укоренились в китайской душе: они образуют в ней мощный слой, который отнюдь не исчезает вместе с исчезновением феодальной знати. За исключением случаев, когда он сталкивается с чуждыми китайским законам варварами, китаец вдохновляется чувством чести, куда входят в характерном смешении любовь к спорам и дух умеренности, причем обе эти черты – особого свойства. В любое мгновение может быть брошен вызов судьбе с надеждой, впрочем, не выйти за отмеренные предназначением пределы. Но стоит их перешагнуть, как на смену умеренности приходит яростная разнузданность. В крайних случаях чувство чести, протокольных ценностей, важности равновесия размеренных движений вытесняется без малейшего перехода жаждой сиюминутного безудержного и беспорядочного могущества. Отошедший от правил осуждает сам себя и действует как осужденный, который уже все утратил.

2. Знать при дворе

Знать следует нормам воинской нравственности и в своей гражданской жизни. Однако под воздействием придворных нравов эти нормы принимают новый оборот. Родство и противостояние воинских и гражданских добродетелей позволяет хорошо увидеть забавная история [которая вместе с тем раскрывает, если можно так выразиться, степень романтизма в существовании, где все больше и больше отмечается тяготение к протоколу]. У одной особы в княжестве Чжэн (540 г.) была сестра, редкая красавица. Аристократ княжеского рода запросил ее в невесты. [А следует заметить, что обряды сватовства – это истинная дипломатия: с изысканной вежливостью оберегается достоинство двух желающих вступить в союз семейств.] Другой аристократ, опять-таки княжеского рода, силой навязал семейству девушки дикого гуся, что образует первое подношение в обряде сватовства. [Согласно праву брачный договор двусторонен; однако подношения, выражающие одностороннюю волю, служат скреплению договоров.] Напуганный необходимостью выбора между двумя могущественными семействами, брат девушки обращается за советом к Цзычаню, министру княжества Чжэн. Цзычань – мудрец. Он советует предоставить девушке возможность самой сделать этот выбор. [Согласно праву нареченная не обязана высказывать свое суждение; она вообще не должна ни видеть, ни знать своего суженого; тем не менее, по крестьянским обычаям, жених и невеста соединяют свою судьбу в ходе состязаний в пении и любовных плясок.] Претенденты согласились с этим порядком. Разодетый, в великолепных одеяниях один из них, преисполнившись вежливостью, явился представить пышные подношения ко двору. В свою очередь прибывает второй; он в боевом снаряжении; во все стороны пускает он стрелы; вспрыгивает на колесницу и удаляется: «Вот это мужчина!» Понятно, девушка выбрала воина. Однако же, говоря о потерпевшем поражение в любовных исканиях штатском, она заметила: «Право, он прекрасен!»

Вблизи от властелина приличествует быть красивым. На придворных встречах «совершенно красивый костюм открывает путь (дао) и позволяет продвинуться далеко», ибо одежда создает знатность. Поддержание туалета – это первая обязанность вассала. Ведь одевается он для князя.

Само собой разумеется, недопустимо оставаться голым словно дикарь либо полуодетым наподобие холопа. Эти люди вообще не смеют приближаться к вождю и совершенно не имеют души. Действительно, могущественная душа изначально существует в теле аристократа. Он предал бы ее, позволив, чтобы его увидели раздетым. Потому он разденется лишь в исключительных случаях, скажем чтобы быть наказанным или же посвятить себя целиком священной силе. Никогда не появится голой заключающая в своем теле губительные и ослабляющие чары (нюй дэ) женщина, разве что она колдунья. Перед лицом своего господина, душу которого он не желает ни ослабить, ни осквернить, вассал обязан обычно столь же плотно укрывать свое тело, как и женщина. «Даже совершая усилие, он сохранит свои руки укрытыми; даже в самую жару он сохранит опущенным свое нижнее платье». Его хитон должен быть «достаточно короток, чтобы не собирать пыль», и «достаточно длинен, чтобы голое тело не было видно».

Но, направляясь ко двору, недостаточно быть одетым: нужно уметь одеваться, чтобы быть принятым. Ученики Конфуция Цзэн-цзы и Цзыгун явились в дом, который с визитом посетил князь. Привратник говорит им: «Здесь князь, вы не можете войти!» Действительно, выходя из экипажа, обе эти особы не привели в порядок свою одежду. Они срочно направились в уголок конюшни, чтобы там принарядиться. Привратник, склоняясь перед ними, сразу же сказал: «О вас объявлено!» – и едва они вошли, как к ним навстречу двинулись самые выдающиеся из гостей. Сам князь, поскольку их туалет оказывал ему честь, проявил по отношению к ним милость, в знак своего уважения спустившись на одну ступень лестницы.

Элегантность обязательна; заключается она в ношении одежды, соответствующей занимаемому положению, подходящей к времени года, приличествующей обстоятельствам и соотносимой с положением тех, кому наносится визит. Более того, платье должно составлять гармоничную целостность, где все детали находятся в скрытом соответствии. «Придворный, имеющий право на единственную эмблему, носит красные наколенники и черную пряжку». «Ширина пояса составляет всего два вершка, но выглядит он так, словно в нем четыре вершка, потому что он дважды обмотан вокруг тела». «Пояс сделан из обварного шелка, лишь подвернутого с боков, но с прошитыми концами». «Его завязывают с помощью колец, через которые пропускается черная лента». «Гвардейцы князя носят, когда они справа от него, отделанные шкурой тигра халаты, а когда слева, их халаты украшены волчьими шкурами». «На (первой) рубахе, отделанной голубым песцом, рукава украшены шкурой леопарда, носится халат, который должен быть из черноватого шелка. На халат, отделанный мехом олененка, с рукавами, украшенными голубоватым мехом дикой собаки, надевается халат желтовато-зеленого цвета. На халат, подбитый мехом черного ягненка, с рукавами, отделанными леопардом, надевается черный халат. И наконец, на халате из лисьего меха носится халат желтого цвета». Напротив, на халат, отделанный вульгарно собачьей шерстью или овчиной, запрещено надевать второй халат… (ибо) он изготовлен, чтобы подчеркнуть красоту платья». При визитах соболезнования нужно надевать еще и третий, чтобы не выглядеть слишком элегантным. Но «в присутствии государя всегда показываются в самом красивом, втором халате – за исключением тех случаев, когда держат панцири черепахи: его священный характер, как и святость людей в трауре, требует тройной кирасы из одежды».