Книга Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы - Сергей Кремлев

В конечном счёте человек судит по себе…

Черчилль не умел владеть собой: он с младых ногтей был, что называется, «барчуком», который вырос в барина. Напускной «демократизм» сэра Уинстона мог обмануть лишь электоральную «скотинку», да и то не всегда. Сталин же собой владел абсолютно. Поэтому отсутствие его реакции на ошеломляющее сообщение Трумэна было расценено обоими англосаксами как непонимание.

Черчилль вспоминал:

«Когда мы ожидали свои машины, я подошёл к Трумэну. «Ну, как сошло?» – спросил я. «Он не задал мне ни одного вопроса,» – ответил президент. Таким образом, я убедился, что в тот момент Сталин не был особо осведомлён о том огромном процессе научных исследований, которым в течение столь длительного времени были заняты США и Англия и на который Соединённые Штаты, идя на героический риск, израсходовали более 400 миллионов фунтов стерлингов…»

Однако Черчилль попал пальцем в небо, как и его коллега Трумэн. В 1945 году Сталин был не просто осведомлён о ведущихся в США атомных работах. Он к лету 1945 года подписал ряд постановлений Государственного комитета обороны и правительственных постановлений, определяющих ход и темпы советских атомных работ.

В СССР проскочило лишь одно косвенное свидетельство на сей счёт, да и оно было, пожалуй, апокрифом, то есть историей, сочинённой задним числом. В «Воспоминаниях и размышлениях» маршала Жукова говорится:

«Не помню точно, какого числа Трумэн сообщил И. В. Сталину о наличии у США бомбы необычайно большой силы, не назвав её атомным оружием.

В момент этой информации, как потом писали за рубежом, У. Черчилль впился в лицо И. В. Сталина, наблюдая за его реакцией. Но тот ничем не выдал своих чувств… Как Черчилль, так и многие другие англо-американские авторы считали, что, вероятно, Сталин… не понял значения сделанного ему сообщения.

На самом деле… И. В. Сталин в моём присутствии рассказал В. М. Молотову о разговоре с Трумэном. В. М. Молотов тут же сказал:

– Цену себе набивают.

И. В. Сталин рассмеялся:

– Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.

Я понял, что речь шла об атомной бомбе…»

Переданный Жуковым разговор наверняка был… Не исключено и то, что Жуков при нём присутствовал. Вот только вряд ли в реальном масштабе времени маршал так уж и понял, что речь об атомной бомбе. Проблема была настолько засекречена, а мощность нового оружия настолько превосходила всё, что мог вообразить ум военного человека, что представляется маловероятным, чтобы Жуков тогда что-то понял… К информации по советским атомным работам он тогда и близко допущен не был, и фамилия Курчатова маршалу Советского Союза Жукову вряд ли тогда что-то говорила.

Скорее всего, он всё понял значительно позже. Что же до сути, то ныне рассекреченные советские документы, относящиеся к началу советского Атомного проекта, датированы ещё 1939 годом.

Кроме маршала Жукова в Потсдаме был ещё один маршал Советского Союза, и, хотя он в воспоминаниях Жукова не помянут, ему-то фамилия Курчатова знакома была. Причём этот маршал был знаком с академиком Курчатовым не первый год, а через неполный месяц после завершения Потсдамской конференции они начнут совместно работать – плотно и плодотворно.

Этим маршалом Советского Союза был Берия, отвечавший в Потсдаме за охрану советской делегации, не входя прямо в состав делегации. Однако, формально не будучи делегатом, Берия оставался заместителем Председателя Государственного комитета обороны, и уже поэтому Сталин, осведомляя о разговоре с Трумэном Молотова, не мог не осведомить об информации Трумэна и Берию.

Собственно, Сталин даже был обязан сделать это, потому что ещё 3 декабря 1944 года сам утвердил постановление ГКО № 7069сс, заключительный пункт которого гласил: «Возложить на т. Берия Л. П. наблюдение за развитием работ по урану».

И уж если Сталин обсуждал информацию Трумэна с Молотовым, который имел прямое отношение к началу наших работ, но потом был заменён энергичным Берией, если Сталин – возможно – не стал скрывать эту информацию от Жукова, который к делу прямого отношения вообще не имел, то уж с официальным куратором советской атомной проблемы, своим заместителем по ГКО и Совнаркому Сталин не обсудить ситуацию не мог.

Тогда же, в реальном масштабе времени, в Потсдаме.

И, безусловно, обсудил. Может быть, в общем разговоре с Молотовым и Жуковым, а, может, ещё и отдельно.

Впрочем, что гадать! Сегодня, после рассекречивания давних документов советского Атомного проекта, можно сообщить кое-что и конкретно… 10 июля 1945 года нарком государственной безопасности СССР, комиссар государственной безопасности 1 ранга Меркулов направил заместителю Председателя ГКО Берии срочное письмо (исходящий № 4305/м) о подготовке испытания атомной бомбы в США.

В письме, в частности, сообщалось (выделенное курсивом вписано от руки):

«Из нескольких достоверных агентурных источников НКГБ СССР получены сведения, что в США на июль месяц с. г. назначено проведение первого экспериментального взрыва атомной бомбы. Ожидается, что взрыв должен состояться 10 июля.

Имеются следующие данные об этой бомбе:

Бомба изготовлена из элемента 94 (плутоний)…

Плутоний берётся в виде шара весом 5 килограмм…

<…>

Общий вес бомбы… около 3 тонн.

Предполагаемая сила взрыва бомбы эквивалентна силе взрыва 5 тысяч (реально 15–20 тысяч. – С.К.) тонн ТНТ (тринитротолуола. – С. К.)…»

Сталин выехал из Москвы в Потсдам 16 июля 1945 года в 17 часов 30 минут, так что у Берии было более чем достаточно времени, чтобы передать Сталину эту информацию ещё до отъезда, в Москве, и уж тем более в пути по дороге в Германию. В крайнем случае о предстоящем американском испытании Берия предупредил Сталина в Потсдаме. Так что Трумэн ничего особо нового для Сталина сообщить тому не мог.

Да и сообщил-то президент США не так уж и много. С версией Черчилля мы познакомились, а вот версия государственного секретаря Бирнса, записанная в 1958 году сотрудником госдепартамента Фейсом:

«Бирнс сказал, что он пришёл к выводу о катастрофичности для США и Китая (чанкайшистского. – С. К.) включения Советского Союза в войну на Тихом океане. Это, в свою очередь, подвело к мысли, что было бы неплохо, если не сказать сильнее, оставить Сталина не полностью информированным о потенциале атомной бомбы. В противном случае он мог бы ускорить вступление Советского Союза в войну. Вот почему было решено сказать Сталину о результатах испытаний как бы между прочим, в конце одного из заседаний глав правительств. Согласовав вопрос о том, что следует говорить, Трумэн с Боленом (помощник госсекретаря. – С. К.) …, который должен был присутствовать в качестве переводчика, обошёл вокруг стола и в самой непринуждённой манере сказал Сталину, что хочет проинформировать его о создании в США нового и мощного оружия, которое мы решили применить против Японии. Весь разговор Трумэна со Сталиным, по словам Бирнса, длился не более минуты».