Книга Охотники за сокровищами - Брет Уиттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гитлер отказался принять письмо и потребовал устного ответа. 30 марта 1945 года, стоя перед фюрером, которого он так любил и которому так исправно служил, Альберт Шпеер не мог больше сопротивляться.
– Мой фюрер, – сказал он, – я безоговорочно остаюсь с тобой рядом.
* * *
Три дня спустя в шестистах километрах к западу от Берлина Уокер Хэнкок и Джордж Стаут вошли в Зиген – немецкий город, загадка которого, сулившая художественные сокровища, мучила их долгие месяцы.
Письмо Уокера Хэнкока Сайме
4 апреля 1945
Дорогая моя Сайма!
Последние несколько дней были самыми невероятными во всей моей жизни. Например, я проделал долгий путь с Джорджем Стаутом и викарием из Ахена в место, где были спрятаны величайшие сокровища искусства Западной Германии. Мы вошли в город в день, когда его взяли наши. Передвигаться можно было только по одной дороге, потому что на окрестных холмах все еще оставались «очаги сопротивления». Время от времени до нас доносились отзвуки артиллерийского и пулеметного обстрела (опасности не было, но добавляло красок в общую картину). Город жестоко бомбили в течение трех месяцев, последние две недели здесь шли уличные бои, так что можешь (или, скорее, даже не можешь) представить, на что он был похож. Редкий местный житель показывался из укрытия – в основном здесь царило полное запустение (лужа крови и валяющаяся рядом с ней американская каска объясняют все), та же знакомая разруха, что и повсюду.
Наш проводник помог нам найти вход в туннели, где прятали произведения искусства. В отличие от опустевшего города они кишели несчастными, жалкими людьми. По узкому коридору мы отправились в темную, удушливую шахту. Люди населяли ее так тесно, что было непонятно, как можно выжить здесь хотя бы день. А ведь никто из них не выходил оттуда в течение двух недель. Мы спускались все глубже и глубже в сердце холма, и, когда глаза привыкли к темноте, а уши научились различать полушепот (вот только наши носы не могли привыкнуть к тошнотворной вони), мы поняли драматизм всей ситуации. Мы были первыми американцами, которых видели эти люди. Они перешептывались: «Amerikaner! Amerikaner! Sie kommen! Американцы! Они идут!» Матери в страхе подзывали к себе детей.
Но боялись не все. Один малыш взял Джорджа за руку и прошел с ним большую часть пути. Другие пытались говорить с нами по-английски. Там были старики, дети, больные, они лежали на койках или сбивались в кучи. А мы все шли и шли – полкилометра вглубь горы.
Уокер
Письмо Джорджа Стаута жене Марджи
4 апреля 1945
Дорогая Марджи!
Я уже четыре дня не писал – я сейчас на фронте и не могу найти лишней минутки <…>, [но] позавчера произошло событие настолько исключительное, что заслуживает гораздо большего, чем скудный набросок в общих чертах, которым я спешу с тобой поделиться. Не могу назвать тебе город – далеко к востоку от Рейна, – потому что и он, и то, что внутри, пока держится в секрете. Мы узнали о том, что здесь [в Ахене] находится склад, еще в прошлом ноябре, а с тех пор он не прекращал пополняться. Мы знали, что он где-то в шахте, на краю города. Мы нашли немецкого священника, поистине бесстрашного, которому приходилось там бывать и который предложил стать нашим проводником.
В город уже вошли танковые войска, за ними – пехота. Сражение шло весь день, но немцы в большинстве своем уже отступили. Мы въехали в город в 16.30: Уокер Хэнкок, два солдата, священник и я. Улицы были небезопасны для проезда из-за мусора и обрушившихся линий троллейбусных проводов. Доносились звуки редкой артиллерийской стрельбы. Немецкие солдаты сдавались, не оказывая сопротивления. Мы встретили местных жителей, медсестру и хромого юношу. Он сообщил, что ищет сестру с другого конца города, и хотел знать, не опасно ли туда идти. Все это было привычно и случалось с нами много раз до того.
Одного из наших солдат мы оставили сторожить машину, а сами продолжили путь пешком и, преодолев еще почти километр по разрушенному городу, пришли к шахте. Наш отважный проводник не сразу нашел вход. А затем произошло что-то необычное.
У входа в расположенный в отвесном холме туннель стояло около двадцати человек. Они расступились, и мы вошли. Проход – бывший ствол шахты – был примерно два метра в ширину и восемь в высоту, с неровными стенами и сводчатым потолком. Стоило нам уйти достаточно далеко от входа, как его наполнил густой туман, и наши фонарики только слабо мерцали во мраке. Внутри были люди. Сначала я был уверен, что здесь всего лишь укрылись несколько бродяг и мы скоро оставим их позади. Но сколько мы ни шли, кругом все так же были люди.
Здесь сложно было судить о расстояниях. Мы, наверное, почти километр прошагали в том туннеле. От него ответвлялись другие шахты. Кое-где он расширялся до шести метров.
Но мы все равно шли по проходу не более полметра шириной. Остальное было занято скучившимися людьми. Они стояли, сидели на скамейках и камнях, лежали на койках и носилках. Здесь был весь город, все, кто не смог сбежать. В одном месте священник остановился поговорить с больной женщиной. Многие были больны. Во влажном воздухе стояло зловоние, отчаянно рыдали младенцы.
Мы были первыми американцами, которых они видели. Их, конечно, убеждали, что мы злодеи. Наши фонарики выхватывали из темноты бледные, чумазые лица, искаженные страхом и злобой. Детей убирали с нашего пути. Испуганно предупреждали друг друга: «Amerikaner. Американец». Самым странным во всем этом было именно это сочетание ненависти и злости в сотнях людей вокруг нас, и только мы были их предметом.
Но были и те, кто не обращал на нас внимания. Маленький мальчик, дующий на чашку. Где-то в этой сырости и вони он раздобыл себе горячее питье и пытался поскорее остудить его. Он на нас даже не взглянул. А затем случилось что-то еще. Мы прошли примерно половину пути. Я почувствовал, как что-то прикоснулось к моей руке, и посветил фонариком. Это был мальчик лет, наверное, семи. Он улыбнулся, взял меня за руку и пошел дальше вместе со мной. Мне, наверное, не стоило позволять ему этого делать, но я шел дальше с ним вместе и был этому рад. Хотелось бы мне знать, что он чувствовал. Что помогло ему понять, что я на самом деле не монстр. Он и еще один ребенок вывели нас на свежий воздух.
Мы нашли хранилище, войдя через другой вход, но я не слишком жалею, что сначала мы промахнулись.
Это было длинное и довольно сумбурное письмо, но надеюсь, что тебе было интересно его читать.
Люблю тебя очень, моя дорогая.
Джордж
Внутри горы
Зиген, Германия
2 апреля 1945
Джордж Стаут занес кулак и постучал в дверь, спрятанную почти в километре под землей, в толще горы. Он шел сюда долго, сначала через разрушенный город, потом еще километр по не тому туннелю и наконец спустился в этот чуть более короткий проход. Дверь распахнулась, и Стаут приготовился к тому, что из-за нее на него хлынут художественные и культурные сокровища. Но вместо них он увидел сердитого человека.