Книга Заблудившееся счастье - Маргарита Лаврик

– Найда! – Услышал я грозный мужской голос. – Не мешай. Вот и молодец, что встал, значит пошёл на поправку.

Я повернулся в сторону услышанного голоса. Чуть подальше от дома, на скамейке сидел дед, которого я уже видел. Я подошёл к нему и присел рядом.

– Ты как здесь оказался? – Спросил он меня.

Я рассказал ему всё, что со мной произошло, и попросил его помочь мне в поиске своих родителей. У меня теплилась надежда, что они живы, что их плот стоит где-нибудь у берега, и что они ищут меня. Дед молчал, посасывая, самодельную цигарку. Я с нетерпением ждал от него ответ. Наконец он заговорил.

– Пока ты приходил в себя, я осмотрел весь берег, на протяжении трёх километров. Я ведь догадался, что ты не мог быть один. Крепись парень, мне удалось их найти. Они мертвы. Окрепнешь, будем хоронить.

От его прямолинейного ответа, у меня всё поплыло перед глазами. Крепко ухватившись за края скамейки, мне удалось сохранить равновесие. Когда туман в глазах исчез, я повернулся к деду и попросил его отвести меня к своим родителям.

– Завтра. – Коротко ответил он мне.

Я не стал спорить, чувствуя, как силы снова стали покидать меня. На шатающихся ногах, я отправился в дом. До самого вечера мне не хотелось вставать, я ничего не ел, только пил какой-то отвар, приготовленный дедом. Меня не покидала одна мысль, которая крепла во мне с каждым часом, с каждой минутой, что это я виноват в гибели своих родителей. Если бы не мои постоянные просьбы сплавиться по реке на плоту, все были бы живы. Сердце моё разрывалось на мелкие кусочки, казалось, что моя грудь сейчас раздвинется и оно разлетится по всей тайге. Я смотрел в потолок и думал только об одном, лучше бы утонул я, а они вдвоём остались. Как же мне пережить эту утрату? Как мне жить с этим чувством вины перед своими родителями? Уже стало темнеть. В дом вошёл дед, который несколько часов сюда не заглядывал. Он подошёл ко мне и сказал.

– Вставай. Ты должен поесть, чтобы завтра были силы дойти до берега. Запомни, ты мужчина и должен вести себя соответственно этому статусу. Не раскисай, как кисейная барышня. Что случилось, то случилось. Обратного хода не будет. Прими это как должное. Проси прощения у бога и у них. На вот, выпей эту настойку и спать. Утро вечера мудренее.

Утром, чуть свет, он поднял меня, напоил чаем, и мы пошли на берег. Оказалось, что от его дома, до берега реки, было где-то с километр. Я представил, как деду было тяжело тащить меня до своего дома. Я был высокого довольно роста, да и не худенький. Он подвёл меня к груде камней, около которой лежало много свежих веток сосны.

– Они здесь. – Сказал дед Василий. – Ты должен стойко перенести опознание, я сниму ветки, и ты скажешь мне, кто здесь находится.

Я сразу же узнал своих родителей, и мне стало страшно. Дед Василий снова закрыл тела ветками, похлопал меня по спине, как бы выражая мне сочувствие по поводу смерти моих родителей. Он вынул из рюкзака ракетницу и сел на камень.

– Сейчас будет пролетать вертолёт, надо дать сигнал бедствия.

Действительно, через полчаса мы услышали гул приближающего вертолёта. Дед выстрелил, и в воздух вылетела красная ракета. Вскоре, над небольшой площадкой на берегу, завис вертолёт. Из него выпрыгнул парень и подошёл к нам. Дед рассказал ему о трагедии. Через три часа прилетели геологи. Я сказал им, чтобы они похоронили моих родителей здесь, на месте произошедшей трагедии, и что я никуда не полечу, так как хочу остаться у деда. Со мной никто не стал спорить и уговаривать. Через неделю, на участок, где стоял дом деда, с вертолёта, была сброшена посылка с моими вещами, продуктами, книгами и прочими необходимыми предметами. В посылке находилось письмо. Мне писали, что моя квартира опечатана до моего возвращения. Университет разрешил мне начать занятия со следующего года. Так я остался жить у Василия Тимофеевича на целый год. Я каждый день спускался к месту захоронения своих родителей, садился у могилы и неустанно просил у них прощения, рассказывал им о том, как мне живётся, чему научился, что прочитал. Потом я взбирался наверх, к деду. Мы с ним шли в тайгу, ставили силки на мелких зверьков, ловили рыбу. По вечерам дед учил меня всем премудростям, которые нужны в лесу, и вообще, в жизни. Так прошёл целый год. Я собирался улетать в город. Мне очень не хотелось расставаться с дедом, тем более, что стало сдавать его здоровье. Как не уговаривал я его полететь вместе со мной, ничего у меня не получилось. Я улетел, но сердце моё осталось с ним и с местом, которое я полюбил навсегда. И вот, я уже четвёртый сезон, прилетаю на заимку деда. Правда, самого деда, вот уже второй год нет. Он скончался в прошлом году от воспаления лёгких. Я полюбил его, как будто он мне был самым родным дедушкой на свете. Его история очень простая. Родился он в Петербурге, в тысяча девятьсот семнадцатом году. Его мама была из образованной семьи, а отец работал на заводе. Василий получил, по тем временам, приличное образование. После окончания школы, он поступил в горный институт, который успешно закончил и уехал работать в Новосибирск. Вскоре началась война. Василия не хотели призывать на фронт, но его не остановили никакие запреты. Он прошёл всю войну. Было два ранения, и была настоящая любовь. Свою Настю он встретил в госпитале и полюбил её так сильно, что не хотел с нею расставаться ни на одну минуту. После окончания войны, они приехали в Новосибирск и стали работать геологами. В одном из походов, Настя сорвалась в расщелину и погибла. После этой трагедии, Василий не стал работать геологом, а устроился егерем в эти края, где схоронил свою любимую. Он тридцать лет прожил в одиночестве, храня верность своей единственной любви на свете. Только после его смерти, я узнал, что он был совершенно ещё не старым человеком, каким казался, каким я встретил его в первый раз. И вот теперь его нет. Новый егерь не поехал на такую дальнюю заимку, а устроился ближе к цивилизации. На летнее время я согласился быть здесь вместо деда Василия. Я так привык к этому месту, что у меня были мысли остаться здесь навсегда, если бы не одна случайная встреча. Сдав экзамены за третий курс, я не откладывая дела в долгий ящик, сразу же улетел на заимку. Геологи, в память о моих родителях, разрешали мне пользоваться услугами их вертолёта. Они забрасывали меня сюда в начале лета и забирали отсюда в конце. Уже прошло две недели, как я прилетел на заимку в этом году. С собой я привёз новую собаку, так как Найда деда Василия померла от тоски по нему. Свою собаку я также назвал Найдой. Это была серая с белыми пятнами лайка. Ей был всего один год, и мне нужно было этим летом обучить её многим лесным премудростям, повадкам, которые ей понадобятся в лесной жизни. Сегодня мы с ней собрались пойти порыбачить на озеро, которое находилось в двух километрах от дедовой избы. Я всегда ловил рыбу, исключительно на свою любимую удочку, которую мне смастерил дед Василий. Мы уже отошли от дома половину пути, как меня остановил громкий, нескончаемый лай моей собаки. Видимо кого-то нашла или ей угрожает опасность. Я снял ружьё с плеча и побежал в сторону громкого лая Найды. Через несколько минут, я уже был на месте. Моя собака стояла над неподвижно лежащим на земле человеком. Я отогнал её в сторону, наклонился, чтобы определить живой человек или мёртвый. Передо мной лежала женщина, я догадался это по её очень длинным волосам. Если бы не этот признак, то узнать, кто перед тобой лежит, было бы очень трудно. Изорванная в клочья одежда, еле прикрывала её очень грязное, всё в болячках, в ссадинах, в ушибах тело. Лицо лежащей передо мной незнакомки было всё искусано комарами и гнусом, оно кровоточило и гноилось. Я взял её за запястье, чтобы проверить пульс. Она была ещё жива. Я увидел, как дрогнули её ресницы, и как маленькая скупая слеза скатилась на её грязную щеку. Видимо она, каким-то седьмым чувством, поняла, что к ней пришла помощь. Перекинув ружьё за спину, я попытался поднять её на руки. Обмякшее тело женщины было так тяжело, что мне пришлось оставить попытку отнести её домой на руках. Я оставил рядом с ней свою собаку, привязав её верёвкой к сосне, а сам побежал домой за одеялом, на котором собирался транспортировать найденную в лесу. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы притащить женщину к дому, не потому что у меня не было сил. Мне очень не хотелось доставлять ей дополнительные страдания, так как дорога до дома была не из лёгких. Уже дома, я положил её на широкую лавку у окна, нужно было каким-то образом, снять с неё обрывки одежды и промыть раны. Ножницами я расправлялся с лохмотьями, обнажая её изуродованное тело. Мне ни разу не довелось видеть женщин голыми, потому я очень стеснялся её наготы. Но что делать? Не оставлять же её в таком неприглядном виде. Я принёс с костра тёплый чайник, налил воду в таз, взял чистое полотенце и начал смывать с бедняги накопившуюся грязь. Сначала я вымыл ей лицо, потом начал мыть тело. Она тихо стонала, видимо мои, хоть и аккуратные прикосновения, доставляли ей боль. Когда с мытьём было покончено, я достал из погреба мазь, которую ещё изготовил дед Василий. Все ссадины, ушибы и гноящиеся раны были обильно смазаны. Я разобрал свою кровать, постелил чистую простынь, положил туда беднягу и укрыл другой чистой простынёй. Все грязные и изорванные вещи я отнёс к костру и сжёг. Теперь нужно было подумать, каким образом привести её в чувство, расспросить, как она оказалась в этих краях и вообще, что с ней делать дальше. Я вспомнил, как дед Василий отпаивал меня крепким бульоном, сваренным из глухаря. Мне очень не хотелось убивать эту птицу, но ради спасения человека, я пошёл на такое преступление. К вечеру бульон бы готов, только передо мной стоял вопрос, как напоить им того, кто находился в бессознательном состоянии. Высоко подняв голову незнакомки, я медленно стал вливать целебную жидкость в её рот. Она никак не прореагировала. В аптечке деда, я нашёл несколько капель нашатыря, благодаря которому мне удалось на несколько минут привести её в сознание. С большим трудом, мне удалось напоить её несколькими ложками бульона. Видно было, с какой невероятной болью ей это досталось. Когда она снова впала в забытьё, мне пришлось осмотреть полость её рта. Я сразу же понял причину её болезненного глотания. У неё был самый настоящий стоматит. Я это знал по собственному опыту, так как болел им в детстве. В дедовых закромах, отыскал мёд и им смазал всю полость рта у моей пациентки, как когда-то делала мне моя мама. В этот день я больше не стал её тревожить. Всю ночь мне пришлось прислушиваться к её еле заметному дыханию. К утру я задремал. Проснулся от тихого стона моей незнакомки. Я посмотрел в её сторону. Она лежала с открытыми глазами и пыталась встать. По всей видимости, она не понимала, что с ней и где она сейчас находится. Подойдя к ней, я сказал.